– Отлично, – сказал Джил, включая свой прибор. – Продолжайте и смотрите на огоньки.
Щелк… щелк. Я почувствовала, что успокаиваюсь, глядя на них, словно смотрела, как морские волны накатываются на скалы.
– Она была ужасной – погода, я имею в виду, – выпалила я, не раздумывая. – Шел дождь, было холодно, так что мне даже пришлось надеть шапочку. Я еще подумала, что дождь смоет мой макияж.
Джил выключил огни.
– У вас весьма недурно получается. Итак, что же вы увидели первым?
Я прищурилась, вглядываясь в полумрак.
– Я увидела Донну. Я шла за ней от самой ее студии и увидела, как она встретилась с ним в ресторане. Они смеялись и пили вино. Потом вернулись к ней домой. Я пошла в паб. Взяла бокал и села у окна.
– Что было потом?
– Я не помню, – в отчаянии заявила я.
– Это всего лишь образы, Фран. Картинки. Здесь никто не причинит вам вреда, – сказал Джил, и голос его сочным баритоном раскатился в темноте.
Огоньки вспыхнули снова. Щелк… щелк. Голубые и неяркие, голубые, голубые, зеленые… В них появились новые оттенки.
– Я помню, как он положил ей руку на ягодицы, – запинаясь, проговорила я. – Я увидела эту привычную фамильярность, которая была у них и которой не было у меня.
О господи, как небрежно и расслабленно он ведет себя с ней. Щелк… щелк. И вновь зазвучал голос Джила, ободряющий и сильный:
– Что вы при этом почувствовали?
– Я поняла: все, что рассказывал мне Мартин, было ложью.
– Что еще? Что еще, Фран?
– Я не винила его. Почему бы не заняться сексом с двумя женщинами сразу, если вам это сходит с рук?
Открыв глаза, я в упор взглянула на того, кому исповедовалась, взглянула с вызовом, ожидая его реакции, но лицо его ничего не выражало.
– Что вы помните о пабе?
Казалось, Джил теперь включал и выключал огоньки в произвольном ритме или, возможно, я больше не улавливала системы в его действиях. Каким-то образом я находилась в двух местах одновременно; в клинике, в покое и безопасности, и в пабе, глядя на противоположную сторону улицы.
– Там было шумно. Людей было куда больше, чем в обычный вечер понедельника. По-моему, в зале наверху шла вечеринка или разыгрывались конкурсы и викторины. Когда я подошла к бару, кто-то спросил у меня, не знаю ли я ответа на вопрос. Мне нравятся викторины. И ответ я знала, но мне надо было пройти на свой наблюдательный пост, чтобы следить за домом.
Воспоминания возвращались, но я чувствовала, что они все сильнее гнетут меня. Или, точнее, ко мне возвращалось отчаяние той ночи, и желчь подступала к горлу, когда я видела, как Мартин трогает ее. Я чувствовала, как учащается у меня пульс – щелк, щелк, щелк, – но при этом там была не я, а кто-то другой.
– Почему, как вы думаете, Мартин солгал вам? – спросил Джил.
– Он трахал свою жену, – с горечью произнесла я. Язык у меня уже начал заплетаться. Боже, как же мне хотелось выпить.
– Откуда вы знаете? Быть может, они не занимались сексом.
– Занимались, – безжизненным голосом заявила я. – Я помню, как она смотрела на него снизу вверх, когда они подошли к ее дому. Я помню, как он прикоснулся к ее плечу, подталкивая ее внутрь. Там горел свет.
Голубой свет, то гаснущий, то загорающийся вновь. Гаснущий и загорающийся.
– Что еще, Фран? Вспоминайте.
– Зажегся свет, – сказала я. – В окне наверху. В ее спальне.
– Почему же, по-вашему, это означало, что они занимались сексом?
Я понимала, какую тактику он использует, и она приносила свои плоды, но я по-прежнему не могла принять ее полностью. Джил сам говорил, что люди способны заново переживать травматические обстоятельства, испытывать прежние чувства, и это оказалось правдой. Я ощущала ожог от водки в горле и боль в груди, когда поняла, что там происходит. Я вновь ощущала все это, словно опять сидела в пабе, глядя на другую сторону улицы, но одновременно все это казалось мне нереальным. Нет, расстройство и огорчение, как и гнев, и осознание того, что меня предали, были настоящими, но я как будто наблюдала за ними со стороны, отмечая свои переживания.
– Я знала, чем они занимаются, – негромким, но звучным голосом произнесла я.
Голова у меня кружилась, а футболка сдавливала горло, но мне все равно было хорошо – картинка словно бы проявлялась у меня перед внутренним взором, обретая резкость. Я видела их в доме, как видела в ту ночь, видела каждый акт наслаждения, который сама не раз разыгрывала с Мартином, вот только вместо моего лица и моего обнаженного тела на слайд-шоу было тело Донны, извивающейся под ним. Но Джил оказался прав. Я не видела этого, не видела ничего. Все, что я видела, – это свет. Один только свет.
– Вот что я видела, – сказала я, вскакивая на ноги.
– Фран, подождите, прошу вас…
– Нет, не могу, – отказалась я, обретая силу. Тяжкая ноша словно свалилась с моих плеч. – Джил, я знаю, что там произошло.
Джил встал и поднял жалюзи, наполняя комнату дневным светом, который окутал его сзади – как Мартина. И тогда я вспомнила все. Не просто фрагменты и обрывки, а действительно все, всю последовательность событий, которые теперь следовало осмыслить.
– Я вспомнила.
Я вспомнила, что было темно и холодно. Я вспомнила, как Донна и Мартин вошли в дом. Я вспомнила паб, водку с тоником, свое место у окна. Я вспомнила вопрос викторины: «Назовите имя бас-гитариста группы „Куин“». Я вспомнила свет, загоревшийся наверху, и все свои предположения относительно того, что там происходит. А потом я вспомнила, как входная дверь дома Донны отворилась и лампочка над крыльцом осветила Мартина со спины, когда он сбежал по ступенькам и растворился в темноте.
– Он ушел, Мартин ушел, – сказала я.
А еще я вспомнила, как вновь перевела взгляд на высокое белое здание и заметила, как кто-то раздвинул тонкие планки жалюзи. Облако волос и нежные черты Донны, глядящей вслед Мартину. Донна Джой стояла у окна. Она была еще жива, когда Мартин уходил от нее. Что почти со стопроцентной вероятностью означало, что он не убивал ее.
Он был невиновен.
Глава тридцать седьмая
Попрощавшись с Джилом, я стояла в фойе консультационного центра Западного Лондона, баюкая в руках пластиковую чашку с водой. Вот послышался лязг захлопываемой дверцы и шум мотора – Джил уехал.
Потягивая прохладный напиток, я вдруг поняла, что тревога, снедавшая меня ранее, сменилась кое-чем более определенным. Желанием наконец-то исправить ситуацию, потому что теперь я знала, что у меня есть ключ.
На лестнице появилась Клэр. Наверное, из окна своего кабинета она видела, как уехал Джил.
– Как все прошло? – спросила она, когда мы оказались рядом.
