Распахнув дверь теплицы, я направилась к линии прибоя, полной грудью вдыхая соленый морской воздух, чтобы успокоиться. В глубине души мне хотелось не останавливаться и зайти в воду, а потом шагать до тех пор, пока вода не сомкнется у меня над головой.
Остановившись возле устричного сарая, я вспомнила прежние счастливые времена. Когда я еще верила, что Донна отдыхает где-нибудь на спа-курорте или улетела за покупками и что ее исчезновение – лишь отчаянная попытка привлечь к себе внимание. В начале того дня я была очень зла на Мартина. Я разозлилась на него за то, что на неделе он встречался со своей бывшей женой за ужином и солгал мне об этом. Интересно, как еще он мне врал?
Наклонившись, я подняла с земли кирпич, под которым, как мне уже было известно, лежал ключ. Отперев замок, я вошла в сарай.
Когда я оказалась в тесном замкнутом пространстве, силы покинули меня. Именно здесь все и началось – поворот в наших отношениях от обычного недовольства и подозрений к чему-то куда более зловещему. Здесь нас разбудил телефонный звонок, призывавший Мартина вернуться в Лондон. Даже тогда полиция уже подозревала его. И наши отношения перестали быть нормальными.
Я заглянула в очаг и увидела, что на решетке остались угли, очевидно, с той ночи, которую мы провели здесь, а рядом лежало одеяло, сложенное мной еще в субботу. Протянув руку, я коснулась железной кровати, на которой мы занимались любовью.
Я понимала: все указывает на то, что Мартин имеет какое-то отношение к исчезновению Донны, но отказывалась в это верить. Полиция знала Мартина далеко не так хорошо, как я. Тем не менее… Мне было трудно не вспоминать выразительное и прелестное лицо Донны, не думать о том, что сказала Джемма Бэнкс. Я знала, что он ударил ее… Изнеможение и усталость часто находят выход в гневе. Мои руки, все еще касавшиеся матраса, сжались в кулаки, комкая простыню, а потом, думая о Мартине, Донне и Пите Кэрролле, я вдруг отчаянно закричала, одним резким рывком сорвала ее с кровати и швырнула на пол. Рыдания душили меня.
На миг я перестала слышать даже собственное дыхание. Казалось, мир вокруг меня замер в тишине и молчании. Но потом я открыла глаза, ко мне начали возвращаться слух и зрение, и прямо перед собой, на полу, я заметила блеск золота. Должно быть, это откуда-то вывалилось, когда я сорвала простыню. Протянув руку, я подняла то, что оказалось ожерельем – металлической побрякушкой на тоненькой цепочке. Я положила его на ладонь и стала рассматривать, подобно тому, как археолог изучает заинтересовавший его камень.
Оно было изящным и дорогим на вид. Перевернув его кончиками пальцев, я увидела, что кулон имеет форму буквы «Д». И тогда я осознала, что вижу эту вещичку уже не в первый раз. Я видела это ожерелье раньше. В тот день в суде. В день, когда оно красовалось на изящной шейке Донны Джой.
Глава сорок четвертая
А ведь он говорил мне, что она никогда не бывала здесь. Он сам сказал мне об этом. Мартин Джой оказался лжецом. Тогда, в Высоком суде, мы разговаривали с ней всего несколько минут, и я не могла припомнить в точности, как именно выглядело ожерелье Донны, но была уверена, что уже видела эту букву, которая блестела во впадине у нее на шее, словно жемчужина на песке. Едва ли у нее были два одинаковых украшения. Это наверняка то самое ожерелье.
А теперь Донна пропала, исчезла без следа. Не было никакой путеводной нити, никаких хлебных крошек, ничего, что могло бы помочь в ее поисках, – вплоть до этого момента.
Потому что ее ожерелье, оказавшееся здесь, в устричном сарае, означало, что она приходила сюда в промежутке между тем днем, когда я столкнулась с ней в суде, и моментом своего исчезновения.
Перед моим внутренним взором вдруг вспыхнуло яркое видение. Мартин и Донна, обнаженные, лежат на железной кровати с пружинной сеткой, их руки жадно скользят по телам друг друга, они просовывают пальцы в рты, перебирают волосы, обезумевшие и жадные, стремясь достичь пика наслаждения, совсем как я тогда. Тоненькое и изящное ожерелье запросто могло расстегнуться и соскользнуть с ее увлажнившегося от пота тела и затеряться в складках белья.
Как ни странно, мне хотелось, чтобы это оказалось правдой, потому что альтернативы я не видела.
Я присела на краешек кровати, обхватив голову руками, словно для того, чтобы не дать ей лопнуть. Разумеется, я уже бывала здесь раньше, я узнала темноту и черные мысли, подбирающиеся из углов, – и понимала, что будет дальше. Я вновь почувствовала, как лезвие вспарывает мне кожу, видела капельки крови, выступающие на поверхности, и испытывала облегчение, подобное тому, которое наступает, когда пар вырывается из запорного клапана. Мне хотелось сделать это, чтобы вернуть себе контроль.
Открыв глаза, я постаралась успокоиться. Я отчаянно хотела дать Мартину еще один шанс. Последний. Я должна была знать, солжет ли он мне снова.
Неужели я для него – всего лишь жалкое ничтожество, пустое место, если он может обращаться со мной подобным образом?
Хотя с Донной он обошелся куда хуже.
Я должна была знать. Вытащив телефон, я набрала его номер. Сердце гулко стучало у меня в груди, пока я вслушивалась в гудки, ожидая его ответа.
– Слава богу, что ты позвонила. Я только что разговаривал с Мэттью Кларксоном. Он сказал мне, что вчера вечером тебя допрашивал инспектор Дойл.
– Донна когда-либо приезжала в Дорси-Хаус? – спросила я, прилагая все усилия к тому, чтобы голос мой оставался спокойным.
– К чему эти расспросы, Фран? В полицейском участке все прошло нормально?
– Ответь на мой вопрос, Мартин. Донна когда-либо приезжала в Дорси?
– Нет, – после секундной заминки ответил он. – Никогда. Ее сестра живет неподалеку, но сама Донна никогда не выказывала желания съездить туда. Во всяком случае, до тех пор, пока дом остается развалиной.
Я заставила себя думать. Я заставила себя быть храброй.
– Значит, ты уверен, что ее там не было?
– Почему ты спрашиваешь? Ты где? Что все это значит?
– Я в Эссексе. В Дорси.
– Какого черта ты там делаешь?
Я расслышала тревогу в его голосе. Ветер ломился в дверь сарая, и Мартина было плохо слышно, но его панику я различала безошибочно.
– Фран, с тобой все в порядке? За каким чертом тебя понесло в Дорси? Полиция еще там?
– Нет, здесь никого нет. Я вернулась в устричный сарай. И нашла ожерелье Донны.
– Ожерелье Донны?
– Золотую букву «Д» на цепочке.
– Откуда ты знаешь, что оно принадлежит Донне?
Теперь пауза стала длиннее. Я буквально видела, как он хмурится и напряженно размышляет, хотя он находился в нескольких десятках миль от меня.
– Я однажды видела ее. В суде. В тот день, когда мы решили, что она пропустила предварительное слушание. Она пришла позже, и я столкнулась с ней. Мимоходом. Она не знала, кто я. Но я-то знала ее. И запомнила ее розовое пальто и цепочку с буквой «Д» – точно такую же, как и та, что я нашла в устричном сарае. Спрашиваю еще раз – ты возил ее в Дорси-Хаус, Мартин?
