Варвара сделала широкий жест рукой.
– Я им тоже правду рассказала. Расписалась с Крапивиным, тот прикидывался богатым, деньгами швырялся. И что? Пилот нищий! Летает на каком-то типа мотоцикле по России. В загранку ни-ни. Допуска на хорошие лайнеры нет. Заработок!
Крапивина закатила глаза.
– Тьфу! На приличные туфли не хватит. Жесть-жестянка! Попала я! Тоска. Мрак!
Артемонка попросила: «Расскажи нам про Гену побольше». Ну я все и выложила. Дятел первой линии. Болтун. Шутничок фигов. Вечно всех разыгрывает! Ведет себя как школьник.
Потрепались, разошлись. Но стали встречаться. Генка в рейс, я Маргоше звонить, мы в кафе или в магазин. У сестер, несмотря на жалобы, деньги водились, а я вечно ходила с пустым карманом. Они мне подарки делали, я еще удивлялась. Ну ладно Марго, мы всегда с ней дружили, но Артемона! Надо же, как людей зуботычины меняют! Ходила, морду при виде меня кривила, обзывала «вшивым домиком», «навозницей», а как по роже от мужа получать стала, мигом подобрела, спесь потеряла.
Мы хорошо время проводили. Генка, долдон, ничего не замечал. Пришла в новом пальто, а он даже ничего не спросил. Ну да это неудивительно, Крапивин из породы языкатых.
– Каких? – не понял я.
Варвара засмеялась.
– Мужики встречаются языкатые и молчуны. Первые столько хороших слов наболтают! Голова кругом. В гостях жену нахваливать начнет, дома комплиментами сыплет. «Люблю, люблю, луну с неба достану». По первости это приятно! Уши развесишь, балдеешь. А время бежит, попросишь у муженька:
– Мне туфли новые нужны.
Он в ответ:
– Да, конечно! Сто пар куплю! Завалю шпильками! Все для тебя, родная…
И гу-гу, и ду-ду! И луну сейчас с неба стащу!
Ну, это здорово! Дай денег на обувь!
А он опять гундеть.
Поживешь с таким, и допрет до тебя: луну с неба пообещать легко. Эй, парень, где деньги-то? Конкретно! Рубли! Нету! Не заработал! И не мучается, что жена босая по лужам пятками хлопает. У языкатого любовь только на языке. Наболтал, и вроде как хватит с тебя, чего еще надо? А молчун рта не раскроет, слова доброго от него не дождешься. Но у тебя есть и шуба, и сапоги, и сумка, и все-все, и сережки в ушах, и телефон всем на зависть, и машина. Молча все купит, буркнет:
– Носи!
Языкатый жену на самом деле не замечает, он словами своими себя укачивает. Типа гипноз. Ему неохота видеть, что жена зимой в босоножках рассекает. Это ж надо перестать балаболить, денег заработать. Фу! Лучше про любовь петь громко. Молчун сразу сапоги принесет, еще летом позаботится, да не одну пару притащит.
Варвара горько вздохнула.
– Генка оказался худшим из языкатых! Идиот. Устала я от него! Барак меня доконал. Соседи. Теснота. В одной юбке бегаю. На маршрутке с гастарбайтерами езжу. Марго на иномарке, Артемонка тоже. А Варюша пешкодралом! По грязи! Да в сапогах, которым сто лет! Эх, жизнь моя жестянка, ну ее в болото. А гаже всего то, что на меня ни один приличный мужик смотреть не хочет. Идет оборванка нищая пешком. На салон, чтобы волосы в порядок привести, времени нет, маникюр кое-как сама себе сделала. Вид убогий. Кому охота с нищей кошелкой дело иметь? Только не надо сейчас песни про красоту души петь. И комната в бараке! Жесть! И вдруг говорит мне Артемонка:
– Варюша, хочешь квартиру? Денег на машину и дорогие наряды?
Крапивина рассмеялась.
– Вопрос что надо! Я ей ответила: «Кто ж откажется. Да кто же мне столько отсыплет?»
А она:
– Я. За ерундовую работу.
Глава 43
Артемона опять вскочила.
– С меня хватит.
– Ага, – злорадно сказала Варвара, – боишься правды?
– Милая, давай выслушаем ее до конца, – попросил Семен. – Что вы должны были сделать?
Варвара похлопала ладонью по подлокотнику кресла.
– Она спросила: «Геннадий любит розыгрыши?» Я честно ответила: «Тащится от глупостей, как идиот». Артемонка показала такую, типа фляжку, серую, вроде из нержавейки. К ней красные тесемки приделаны, широкие. Отвернула она крышку… А изнутри самолетик вылетел, белый, маленький, к потолку поднялся, потом у него из брюха парашют выпал с пилотом. Игрушка детская. Она лайнер схватила, у нас там комнаты высотой два метра были, а Артемона верзила, дядя Степа-милиционер прямо! Запихнула в самолет летчика, сунула во флягу, у нее горло широкое, и говорит:
– Покажи Геннадию, объясни: «Купила тебе розыгрыш. Возьми с собой в кабину. В середине полета скажи Максу:
– Слушай, не могу открыть, у меня там бутерброды.
Он крышку отвернет. Вау! Самолет! Классный прикол!»
Я прямо ушам своим не поверила.
– И за такую фигню я получу квартиру плюс машину и деньги?
Она кивнула. Ну, я, конечно, согласилась. Полет у Генки был через два дня. Показала ему фляжку с самолетом. Он так ржал! Вечером накануне отлета Артемонка позвонила.
– Спустись на улицу, сядь ко мне в машину. И возьми с собой термос с розыгрышем.
Я пришла в тревоге, залезла в иномарку. Она и говорит:
– Дай-ка контейнер.
Я чуть не зарыдала.
– Не будет квартиры?
Арти меня заверила:
– Все отлично. Просто я тебе прикол показала, а он только один раз срабатывает. Во второй ничего не получится. Вот тебе другой. Ни в коем случае его не открывай, потом назад не запихнешь игрушку. Там самолетик чуть побольше, к нему бутерброд приделан. Это еще прикольнее. Ни в коем случае крышку не снимай. И Генке объясни: если он полезет внутрь, не получится розыгрыш.
Ну, я все выполнила. Крапивин прямо скакал от радости, предвкушая, как над Максом поржет. Захочет он сэндвич сожрать, а тот улетит. Ну и сами знаете, что случилось.
Варвара потерла глаза.
– Ну, я не самая большая дура. После катастрофы раскинула мозгами, поняла: флягу Арти меняла! Стопудово там не просто игрушка с едой была.
– А что? – спросил я.
– Фиг его знает, – элегически ответила Крапивина, – но я не идиотка. Хватило соображалки. Из-за прикола катастрофа случилась. Тот самолетик небось газ распылял или лекарство. Летчики откинулись, и бумс! Вот зачем Артемонке это? Не знаю.
Вновь я заговорил:
– Показываю госпоже Крапивиной снимок номер сто сорок семь из каталога немецкой фирмы «Meine Reise»
[3]. Задаю вопрос: есть ли на снимке среди десяти предметов хоть один, знакомый вам?
– Да, – воскликнула Варвара, – вот в такой фигне прикол Артемонкин был.
