Во Франции такие стоянки, называемые abris, тянутся на многие километры вдоль речных долин наподобие современных пригородов. Дети соседей, наверное, играли вместе. Когда собирались взрослые… как знать, может быть, тоже шили из обрезков шкур одеяла, или вязали всей «деревней», или часами рассказывали у костра сказки о том, кто от всех ушел.
Но в одном я уверена: многие из тех сказок повествовали о лошадях – таких, какими они были тогда.
* * *
Одним сырым и холодным днем в конце мая 2013 года я шла вверх по узкой и тихой долине ручейка, впадавшего в протекающую на юго-западе Франции реку Везер. Эта небольшая долина, называющаяся Ле-Роше, находится возле деревни Сержак и похожа на тупик в пригороде. Река Везер, крупная региональная водная артерия, в древности представляла собой нечто вроде суперхайвея, шоссе, по которому легко могли путешествовать люди. В ледниковом веке скалы по берегам Везера были густо населены.
Однако скромная боковая долинка, по которой я шла, в те давние дни была куда более укромной и уединенной. Ученые обнаружили там множество древних жилищ. Некоторые из них служили людям 30 тысячелетий назад, другие – несколько сотен лет назад. Учитывая столь долгую популярность, Ле-Роше, видимо, считалась привилегированным местом. Обходя окрестности, я поняла причину. Долина Везера широка и открыта для захватчиков, однако этот маленький ручеек предлагал своим обитателям уединение и защиту. Селение у берегов ручья вырастало в уютную деревушку. Я и сама могла бы остановиться здесь с палаткой на несколько дней.
Я забрела в эту долину просто так, без особой цели, несколько месяцев до того прослушав в Нью-Йорке научную лекцию о сделанных здесь археологических находках. Я ничего не искала в этом месте – мне просто хотелось познакомиться с ним, понять, каково это было, жить в плейстоцене на боковой улице?
Однако мне повезло: мне повстречалась Изабель Кастене, потомок человека, который помог открыть здесь следы древнего поселения. Ее предки начали вести раскопки еще в конце 1800-х годов, и ее семья имеет глубокие местные корни.
Кастене, занимающаяся местной историей, была рада поболтать. Она содержит небольшой музей, в котором выставлены находки, сделанные членами ее семьи в прошлом веке. Мне повезло, в тот день у нее оказалось много свободного времени. Надеясь на то, что восторг, с которым люди повсюду относятся к лошадям, присутствует и в этом, казалось бы, не располагающем для подобных чувств месте, я попросила ее рассказать историю жизни в Ле-Роше.
«В плейстоцене в нашем краю обитала, наверное, тысяча, а может, и две тысячи человек», – сказала она, махнув рукой в сторону реки. С ее точки зрения, в те времена люди редко воевали, потому что у них не было ничего ценного, кроме того, что они сделали собственными руками. К тому же, добавила она, само выживание их зависело от взаимопомощи. Ей представлялось, что они жили в полном взаимопонимании и обменивались изделиями и произведениями искусства. Столь экзотичные описания напомнили мне пропагандирующие возврат к природе пейзажи жившего в XIX веке французского художника Анри Руссо.
Она рассказала мне, что в ту пору люди питались прежде всего мясом северных оленей, водившихся здесь в изобилии. Однако, заметила Кастене, вопреки таким диетическим предпочтениям во многих пещерах региона были найдены изображения коней. Она показала мне некоторые из пещерных рисунков, a также те, что были сделаны на кости и камне.
При всей своей очаровательности они не отличаются высоким качеством. Местные художники создали здесь в древние времена много изображений, декоративных, но довольно примитивных, напомнивших мне детские рисунки. Различные части тела лошадей не сочетаются вместе, пропорции неправильны. Голова одного из коней имеет вмятину сверху, так что нос его похож на рыло крокодила. Не хочу сказать, что эти мастера рисовали лошадей так же, как рисую их я (хуже нарисовать трудно), однако созданные ими изображения лишены того удивительного блеска, которым обладает костяная фигурка из Фогельхерда или росписи пещеры Шове.
Я была восхищена и очарована: значит, тогда, как и сегодня, художественный гений был достаточно редок. Люди, наделенные талантом калибра Леонардо да Винчи или Рембрандта, творили плейстоценовые шедевры, до сих пор вызывающие в нас восторг. Прочие, менее одаренные, однако наделенные определенной мерой творческого духа, предпринимали попытки, результатом которых становились врезанные в камень примитивные силуэты.
Таких мест много во Франции, но много и других, более знаменитых, хранящих изысканные произведения. Не так уж далеко от Везера маленькая электричка увозит туристов в вагончиках с открытым верхом на 800 метров в недра пещеры Руффиньяк, содержащей многочисленные шедевры, в том числе изображения коней. На стенах копии пещеры Ласко (доступ в оригинальную, поврежденную десятилетиями туризма, теперь закрыт для публики) резвятся целые табуны плейстоценовых лошадей.
Но более всех украшенных фигурами лошадей пещер, которые я посещала во Франции, я ценю те, которые в тот зябкий день показала мне Изабель Кастене. Может быть, потому лишь, что, разговаривая с ней, я по-настоящему поняла, что люди, жившие в этой долинке, можно сказать в своем крохотном переулке, были похожи на нас. Они вели повседневную жизнь, ели и пили, изготавливали орудия, шили одежду, a в свободное время пытались изобразить то, что их окружало. Даже если большой талант обошел их стороной, они все равно оставляли после себя память, отражавшую то, что они видели, то, что было важно для них. И вся эта художественная летопись повествует об одном – о том, что эти люди в первую очередь любили красоту материального мира, в котором жили.
A оставленные ими изображения говорят о том, насколько они почитали лошадей.
* * *
Коней почитали и в искусстве испанского плейстоцена. Если французские поселения вытягивались вдоль рек, то иберийские часто громоздились друг на друга. Рассмотрим в качестве примера Монте-Кастильо – высокую конусообразную гору, поднимающуюся над небольшим кантабрийским селением Пуэнте-Вьесго, расположенным на запад от Бильбао на северном побережье Испании. Эта одиночная вершина, окруженная тремя реками и травяными долинами, кажется мне похожей на очень большую египетскую пирамиду.
В этой горе насчитывается много пещер и выходов из них. Археологи обнаружили, что многие из этих выходов были населены людьми, так что и это место, очевидно, считалось желанным. Имея возможность взирать с высоты на луга, расположенные в долинах, местные жители могли следить за всей пасущейся там живностью и «заказывать» ее себе на обед. Во Франции большинство пещер длинные и узкие, однако подземные реки северного побережья Испании проточили огромные подземные помещения, которые могли вместить сотню или даже еще больше людей. Во Франции люди не имели возможности собираться в пещерах, а в Испании эти подземные залы вполне могли становиться местом собраний, служивших для распространения информации и обмена идеями. Если французские пещеры представляли собой узкие и душные закутки, испанские были просторными и приветливыми.
Приветливыми были и испанские экскурсоводы, водившие меня вместе с прочими посетителями по открытым для публики пещерам. Посещение популярных французских археологических достопримечательностей может оказаться нелегким делом, особенно в летнее время, когда за билетами выстраиваются многочасовые очереди. В Испании же царит полная благодать. Испанские пещеры посещаются меньше (французское правительство активно старается привлечь внимание туристов), однако само искусство равным образом привлекательно.
