Слова «вся наша жизнь» – это не преувеличение. Карен каждый день оставляет свой дом в южнокалифорнийском пригороде, в котором живет вместе с мужем, и отправляется в конюшню, где проводит часы за часами в обществе Лукаса, пытаясь неформальным образом – насколько это возможно – узнать, что именно заставляет лошадей поступать так, как они поступают. Это страстное желание появилось у нее еще в детстве, однако такая возможность предоставилась только после выхода Карен на пенсию.
Пока Карен говорила, Лукас постепенно терял терпение. Он начал совершать небольшие, поначалу малозаметные движения, чтобы привлечь к себе внимание хозяйки. Когда это не помогло, он повесил голову. Обычно этого хватало, однако на сей раз Карен не обратила внимания на этот жест. Конь забеспокоился. Потеряв интерес ко всяким намекам и полунамекам, он продолжил представление, но так и не сумел ничем привлечь к себе внимание Карен.
Кони, как и собаки, быстро понимают, что, если им удалось рассмешить человека, работа закончена. Однако в данной ситуации ничего не помогало, и Лукас перешел к крайним мерам. Он изобразил нечто вроде дешевого шапито: будто обученный выездке, поднял одну из передних ног, потом вторую. После этого поток его фантазии хлынул наружу, и он предложил нам целый ассортимент разнообразных телесных знаков. Постоял с изогнутой шеей. Склонил голову сперва в одну сторону, потом в другую. Попробовал отправиться прочь. Безрезультатно.
Наконец он подошел к Карен, аккуратно и осторожно прикусил самый край ее куртки и негрубо, но твердо повел прочь. Мы расхохотались, несмотря на то что делать это не следовало. Смех наш отчасти был вызван иронией ситуации: Лукас не просто уводил свою хозяйку, но еще и, подобно едва ставшему на ноги малышу, сумел положить конец разговору, в котором участия не принимал.
Язык тела Лукаса во многом напомнил мне плоды моих наблюдений за лошадьми, обитающими на горах Маккуллох и Прайор в Вайоминге в компании с Джейсоном Рэнсомом, а также рожденную терпением дружбу между Крисом Кокалом и его мустангами. Кони общаются между собой «непрерывно», по словам Рэнсома. Честно говоря, они никогда не умолкают. Они разговаривают и с людьми посредством языка тела, однако видеть, чтобы человек отвечал им, как это делает Карен, приходится нечасто. Это действительно было двустороннее общение. Говорил то один из них, то другой – словно два приятеля за кофе.
Наблюдать за Карен и Лукасом было для меня чем-то вроде откровения. Я провела среди лошадей немалую часть своей жизни, однако даже не представляла, что возможен столь глубокий уровень взаимопонимания. Карен закончила на том же месте, на котором прервалась, сказав, что Лукас не «дрессированная лошадь», a она не «дрессировщица», просто она человек, заботящийся о Лукасе: «Я работаю с Лукасом, потому что мне интересна связь с ним, ведь взаимная симпатия должна возникать в первую очередь».
А потом она ушла к коню, и он снова оказался в центре ее внимания. Когда они окончили свой вальс и настало время отдыха, все мы вернулись к открытому деннику Лукаса. Конь оказался внутри, а Карен снаружи, и между ними была всего лишь веревка. Карен раскрыла небольшой складной столик и выложила на него яркие пластмассовые цифры – 6, 2, 5, 3, – с помощью которых учат считать малышей.
Карен называла цифру, а Лукас прикасался мордой к правильному варианту. Когда он не ошибался, а ошибался он редко, Карен давала ему кусок морковки. Карен с мужем проводят вечерами больше часа, нарезая морковку на завтрашний день. Карен нравится выдумывать новые общие занятия для себя и Лукаса, однако она не специалист в области психологии и не ведет никакой научной работы. Ей просто хочется активно общаться со своим конем и смотреть, что бывает, когда лошадиная сила остается без применения.
Морковка, наверное, служит валютой в их взаимоотношениях, однако дружба уходит корнями куда-то глубже. По всему свету активно обсуждают тему: «правильно» ли вознаграждать коня, когда он что-то сделал, или животное должно просто выполнить приказ, отданный ему человеком. Однако то, что происходило между Карен и Лукасом, очевидным образом объяснялось их дружбой, а не подчинением животного человеку или какими-то подачками. Они сотрудничали, а морковка была чем-то вроде глазури на кексе.
Народная мудрость утверждает, что у лошади короткая память, однако я видела, как Лукас час за часом играл с Карен, не обнаруживая признаков беспокойства. И когда Карен на несколько минут отходила, конь упорно смотрел в том направлении, куда она ушла, до тех пор, пока она не возвращалась. Вы назовете это «дружбой»? Или это зарождение глубокой привязанности, которая похожа на любовь? Кто знает?
Существует и неврологическое основание этой связи. Нейробиолог Ганс Гофман обнаружил, что позвоночные животные обладают базовым мозговым контуром, связанным с обработкой сочетания взаимоотношений и вознаграждения. Я, безусловно, была свидетельницей очень сильной социальной связи, с течением лет развившейся в подлинный «брак» между личностями. Карен и Лукас получают удовольствие от одних и тех же занятий, времяпрепровождений и игр. Карен написала книгу «Играя с Лукасом» (Playing with Lukas) об их взаимоотношениях. Вот одна из моих любимых сентенций: «Мы с Лукасом в круглом загоне, между нами метров шесть, и мы смотрим друг другу в глаза. Мир поблек, и время остановилось. Не существует ничего, кроме нашего взгляда». Я видела, как они пристально смотрели друг на друга в загоне и конюшне.
Одно из их любимых развлечений – игры, связанные со счетом. Карен достает морковку, но Лукасу не позволено брать корнеплод, пока хозяйка не сосчитает до трех. Иногда она считает так: раз, два, три… а иногда по-другому: раз, два, пятьдесят девять, двадцать шесть, девяносто восемь… до того, как она скажет «три», может пройти много секунд. Было заметно, как Лукас старался сдержать себя. Самоконтроль не относится к числу добродетелей, которыми мы обыкновенно наделяем нервных и возбудимых чистокровных коней, и тем не менее ситуация была именно такой. Он изгибал шею и застенчиво поворачивал голову, чтобы лучше видеть. Он хотел эту морковку. Время от времени голова его наклонялась к ней, однако Лукас не притрагивался к морковке до тех пор, пока Карен наконец не произносила нужное слово.
Карен утверждает, что Лукасу принадлежит мировой рекорд среди коней по количеству чисел, распознанных за одну минуту. И со смешком признает, что других претендентов на этот титул не видно. Она предполагает, что Лукас может «считать». Возможно. Но может оказаться, что конь настолько хорошо настроен на психику Карен, что следует ее указаниям, повинуясь знакам языка тела настолько тонким, что все остальные просто не замечают их. Эти знаки может не осознавать и сама Карен – в отличие от Лукаса. Его огромные глаза не пропускают ни одной мелочи. Поскольку кони живут в небольших табунах и нуждаются в помощи своих собратьев, они особенно чувствительны к минимальным изменениям в позах – а в данном случае Карен, образно говоря, принадлежала к его косяку.
Меня не интересовало, умеет Лукас считать или нет. Я была там не затем, чтобы получить основания подозревать в лошадях хорошо замаскированных Эйнштейнов. Не интересовало меня и то, повинуется ли Лукас приказам – нагни голову, постой на четырех ногах. Я приехала туда затем, чтобы увидеть танец. Этот танец был для меня тем более интересен благодаря тому, что Лукас прежде имел репутацию очень нервного животного. В моем восприятии он оставался бы нервным и поныне, если бы я не знала о той связи, что образовалась между ним и Карен. Я однажды спросила Карен о том, ездила ли она на нем. «Ох, – призналась она, – это его не интересует».
