– Ну, – начала я, гадая, насколько мне следует быть откровенной, – есть один парень, с которым я пару раз выходила в свет, но все закончилось, толком не начавшись. Из-за него я и была так расстроена, когда ты нашел меня вчера вечером.
На его лице отразились участие и тревога.
– Наверное, он был тебе очень дорог, если ты чувствовала себя такой несчастной.
– На самом деле оказалось, что он довольно… противный, из-за этого я так и возмутилась.
– Ты в этом уверена? Я не хочу, чтобы ты щадила мои чувства. Я… я пойму, если он занимает в твоем сердце особое место. – Его лицо не выражало никаких чувств, но я ощущала напряжение, таившееся за словами: ему совсем не хотелось, чтобы Роб что-то для меня значил.
Я язвительно рассмеялась.
– Особое? Это ты про Роба? Я тебя умоляю!
Кэллум устремил на меня испытующий взгляд.
– Нет, я говорю честно, – попыталась успокоить его я. – Сам-то он воображает, будто он лучше всех, но это очень далеко от действительности.
– Что он тебе сделал? – спросил вдруг Кэллум. – Он тебя обидел, да? – Вид у него при этом был настолько грозный, что я едва не рассмеялась. Но мне не хотелось продолжать этот разговор.
– Да так, пустяки. Он просто повел себя не очень… красиво. – Я на секунду замолчала, но мне стало очевидно – просто так Кэллум это дело не оставит. – Прошу тебя, я бы предпочла об этом не говорить.
Он немного поколебался, потом вздохнул.
– Как скажешь. – Казалось, он что-то обдумывал. – Хочешь, я наведу на него страху?
Я невольно рассмеялась.
– Нет, не хочу! – Мне совсем не хотелось, чтобы эти двое оказались рядом. – Да и что именно ты смог бы сделать? Разве я не единственный человек, который может тебя видеть?
– Ну, строго говоря, да, – неохотно признал он. – Но уверен, я смог бы что-нибудь придумать. Есть же у него какие-то воспоминания, которые ему хотелось бы сохранить. Я уверен, если постараюсь, то смогу полностью стереть тебя из его мыслей. А он даже ничего не заметит.
– Честное слово, он не стоит того, чтобы утруждать себя. Да и зачем тратить время на него, когда ты можешь провести его со мной?
– Логично, – согласился он, опять обнимая меня за талию.
– Выходит, ты часто наводишь на людей страх?
– Да нет, редко! – рассмеялся он, потом понизил голос. – Если честно, я никогда этого не делал. Но узнал от остальных, как это можно устроить.
Я почувствовала облегчение. Мне было бы неприятно узнать, что он мстителен. Это совсем не вязалось с тем представлением о его натуре, которое я составила в своей голове.
– А зачем они наводят страх? Какая им может быть от этого польза? – спросила я, желая узнать побольше о тех, с кем он проводил свое время.
– Вообще-то иные из них – не очень-то приятные люди. Им не нравится, что они обречены на отчаяние и тоску, в то время как другие веселятся. – В его голосе звучало отвращение. – И вообще, я не хочу больше терять ни минуты, говоря о них.
Я посмотрела на небо и только сейчас осознала: солнце уже стоит низко над горизонтом. Мы проговорили весь день.
– По правде говоря, я голодна, как волк, – с удивлением сказала я, вытягивая ноги. – Похоже, совершенно забыла про обед. Давай вернемся, и позднее ты сможешь рассказать мне еще что-нибудь. Если я прямо сейчас не отправлюсь домой, родители пошлют на поиски волонтеров.
Я поднялась с травы, обнаружив, что хотя день сегодня и теплый, после того как я долго посидела на траве, джинсы немного отсырели. Я отряхнулась и сунула зеркальце в карман. Кэллум приноровился к моему шагу, и мы рука об руку покинули поляну и пустились в долгий путь к моему дому.
Истинное лицо
Я вернулась домой как раз вовремя: мама и папа уже начинали беспокоиться. Они явно опасались, что я все еще переживаю из-за Роба, но оба были слишком тактичны, чтобы спрашивать меня об этом. Во время ужина я с трудом сдерживалась. Мне ужасно хотелось рассказать им обо всех странных и захватывающих вещах, которые я сегодня узнала, но я знала, это совершенно невозможно. К концу ужина я была уже вся на нервах, и папа то и дело бросал на меня обеспокоенные взгляды. Он всегда куда лучше других понимал, как я себя чувствую на самом деле, и мне было ужасно неприятно, что мне приходится что-то от него скрывать.
Когда ужин подошел к концу, он попросил меня помочь ему убрать со стола, и я поняла, сейчас он начнет задавать мне вопросы. Но он удивил, почти ничего не сказав о моем поведении за ужином, пока мы перемывали все большие противни, оставшиеся от приготовления ростбифа.
– А теперь, – сказал он, когда последний противень был насухо вытерт, – не хотела бы ты, чтобы я отвез тебя к Грейс? Полагаю, вам двоим надо много всего обсудить.
– Знаешь, не сегодня. Но за предложение спасибо. Кажется, я немного перегрелась на солнце, так что лучше останусь дома.
– Хорошо, но если ты вдруг передумаешь в ближайшие полчаса, дай мне знать. Я вполне мог бы отвезти тебя к ней домой и забрать, когда вы наговоритесь. – Он явно был ошарашен; на моей памяти я еще ни разу не отказывалась от предложения поехать к Грейс. Поднимаясь к себе в комнату, я слышала, как он что-то тихо говорит маме. Это могло означать только одно – в скором времени она явится, чтобы попытаться все обсудить. Я быстро включила воду, чтобы принять ванну.
Вернувшись в комнату, я надела наушники и села перед зеркалом.
– Кэллум, – мягко позвала я. – Ты здесь?
Не прошло и нескольких секунд, как я ощутила в руке покалывание, и он вновь оказался рядом со мной. Меня в который раз ввергла в ступор его невероятная красота, и я едва не забыла то, что собиралась сказать.
– Мне сейчас надо принять ванну, чтобы избежать разговора с матерью. Ты еще будешь здесь, когда я вернусь?
– Мне придется вернуться в Лондон. Кэтрин будет беспокоиться, и мне надо решить, о чем именно из всего того, что произошло, я могу ей рассказать. – Он выглядел подавленным. – А кроме того, я голоден – думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. – Он взглянул на амулет.
Я сразу же почувствовала себя виноватой. Я совершенно не учла, что у него есть собственные потребности, которых я до конца не понимаю. Я подумала о том, что попросила его подождать, пока не поем, и мое чувство вины стало еще острее.
– Прости меня, ради бога. Я задержала тебя, рискуя заставить вновь почувствовать себя глубоко несчастным.
– Мне это было совсем не в тягость. Если по дороге в Лондон я смогу найти кино или театр, то не почувствую даже какого-то особого дискомфорта. Просто сегодня я ощущал себя таким счастливым, что сейчас, оказавшись на более низкой точке, переживаю это острее. – Его прекрасные голубые глаза смягчились, когда он посмотрел мне в лицо.
У меня замерло сердце.
