– Однако с ней у меня не было такой связи, как с тобой, так что подвести ее к мысли вернуть амулет было нелегко. Но она часто надевала амулет, поскольку просто не могла перестать думать о тебе, и все это время я продолжал говорить с ней. Я не мог рисковать: мне нельзя было допустить, чтобы она меня увидела – ведь я не хотел ее пугать, – но я чувствовал, что мне все-таки удается до нее достучаться. Когда врачи согласились на просьбу твоей мамы и разрешили Грейс повидать тебя, моя надежда начала крепнуть.
Как только она надела амулет обратно на запястье, я смог сразу же начать переносить воспоминания из моего амулета обратно в твое сознание, туда, где им и место. И оказалось, что мне очень пригодился тот опыт, которого я набрался за годы собирания нектара: я заранее продумал, как сделать так, чтобы этот процесс пошел в обратном направлении. Я надеялся, что это сработает. – Он смотрел на меня с виноватой улыбкой.
– Значит, ты сумел вернуть все мои воспоминания на их прежнее место? Но это же означает, что твой амулет теперь пуст – а это опасно, да?
Вид у него сделался еще более смущенным.
– Прости меня. Мне пришлось сохранить в амулете одно из них – и оно должно было быть по-настоящему счастливым. Пока что его достаточно, чтобы я мог держаться.
– Какое именно? – спросила я, испытывая одновременно смущение и любопытство.
– Тот момент, когда ты осознала, что любишь меня, – признался он, глядя мне прямо в глаза.
Я начала воскрешать в памяти то, что происходило со мной тогда. Я смогла вновь увидеть берег реки, вспомнить, как кожу грело солнце, когда я проснулась после моего короткого, длившегося всего несколько минут сна, затем все размылось, и картина изменилась. Внезапно я обнаружила, что смотрю на себя, слушаю свои слова и меня переполняет любовь ко мне.
– Я ничего не понимаю, – призналась я.
– Мне необходимо было забрать у тебя твое воспоминание, чтобы поместить его в мой амулет, но не мог же я допустить, чтобы у тебя не осталось вообще никакой памяти о том моменте – это было бы нечестно. Так что я отдал тебе собственное воспоминание о нем. – Он посмотрел на меня с чувством чем-то похожим на робость. – Надеюсь, я поступил правильно.
Внезапно я ощутила абсолютную уверенность в том, что все, что он сказал мне, – чистая правда. Кэтрин лгала. Кэллум любит меня. Глядя в его глаза, я поняла, он видит эту мою убежденность. Выражение муки исчезло с его лица, глаза осветила радость. Я никогда еще не видела, чтобы на чьем-либо лице были написаны такое облегчение и такая умиротворенность.
Я ощутила на коже прикосновение, и мне безумно захотелось крепко-крепко его обнять.
– Я люблю тебя, Кэллум, – прошептала я, протянув руку к тому месту, где должно было находиться его лицо, призрачное отражение которого мерцало в моем зеркальце в тусклом свете палаты. – Прости меня за то, что я сделала, за то, что не поверила тебе.
– Не извиняйся, – успокаивая меня, сказал он. – Раньше я бы не поверил, что смогу полюбить тебя еще крепче, чем уже любил, но я все-таки смог. – Он замолчал, когда мимо проходила одна из медсестер, направляясь к кровати, стоящей в другом конце палаты.
Я смотрела на него, и меня переполняли эмоции. Он любит меня так же сильно, как я люблю его. Мне казалось, что сердце мое сейчас разорвется, так оно было полно.
Когда он заговорил о своей любви, я вдруг осознала, что на меня накатывает усталость. Я согласно кивнула, но мне надо было выяснить еще кое-что.
– Ты ведь будешь здесь, да? – спросила я. – Ты будешь здесь, когда я проснусь? У тебя в амулете достаточно счастливых воспоминаний, чтобы это не стало опасным?
– Не беспокойся обо мне, – рассмеялся он. – Со мной все будет хорошо, и я обещаю, что, когда ты проснешься завтра утром, я буду здесь, рядом с тобой. – Его голос изменился, зазвучал пылко. – Я люблю тебя, Алекс, люблю больше чем ты даже можешь себе представить.
Я увидела, как его тело придвинулось к моему, и на мгновение ощутила трепет, когда теплые губы коснулись моих. Последнее, что я запомнила перед тем, как отдалась во власть сна, был страстный пыл, горевший в его глазах. Он не оставит меня, теперь я была в этом уверена, потому что точно знала, как сильно он меня любит: его воспоминание стало частью памяти. На моем лице играла легкая улыбка, когда я наконец погрузилась в сон.
Светлячки
Ко мне все время приходили доктора, чтобы взглянуть на меня; даже пришлось подвергнуться огромному количеству всевозможных томографических исследований. Я видела, как они переговариваются, понизив голоса почти до шепота, одни из них явно пытались понять, как именно мне удалось обмануть их всех, в то время как другие обсуждали, как лучше описать мой случай, чтобы обеспечить публикацию своей статьи.
Мне же не было до всего этого никакого дела. Я блаженствовала. Кэллум оставался рядом со мной всегда, когда мог. Вероятно, некоторые из остальных пациенток считали меня немного странной: он мог часами смешить меня, рассказывая о наиболее нелепых и смехотворных вещах из тех, что творились в больнице, и его лукавый и ироничный юмор то и дело вызывал у меня приступы громкого смеха, которые было весьма трудно объяснить – ведь всем казалось, что я сижу на больничной койке в одиночестве.
Как-то утром мне пришлось сидеть на кровати со скромным видом, пока кто-то из полиции допрашивал меня, задавая вопросы обо всем, что мной произошло, включая тот факт, что я проехала на машине весь путь до садов Кью без присмотра и имея на руках только ученические права. Вид у полицейского, сидящего возле кровати рядом с моим отцом, был очень суровый.
– Езда без прав – это очень серьезное правонарушение, юная леди. Надеюсь, вы это осознаёте.
Я кивнула так смиренно, как только могла.
– С какой стати он именует тебя «юной леди»? Да ему самому не больше двенадцати лет! – Кэллум пребывал в веселом настроении и с удовольствием наблюдал за тем, как я тщусь выпутаться из проблем, которые создала собственными руками.
Я прибегла к той тактике защиты, которая уже стала для меня стандартной.
– Мне ужасно жаль, офицер. Я понимаю, что это является нарушением, так что у меня, должно быть, имелась очень веская причина так поступить, но я правда ничего не могу вспомнить. Абсолютно ничего. – Я посмотрела на него, само воплощение искреннего раскаяния.
Молодой полицейский смущенно покраснел.
– Ну, к счастью, вы никого не сбили и ни во что не врезались. Однако мне придется подать рапорт, и, вероятно, вам предъявят обвинение по крайней мере в одном правонарушении. Не очень-то хорошее начало для человека, которому в будущем предстоит водить автомобиль.
– Поверьте, офицер, мне и правда очень, очень жаль. Уверяю вас: больше это не повторится.
– До этого случая она неизменно вела себя очень ответственно, офицер, – добавил папа. – Подобный поступок совершенно не в ее духе.
