– Вам, вероятно, надо будет пойти вместе с ней, когда судья будет рассматривать это дело, – ответил полицейский, закрывая блокнот. – Возможно, у вас появится возможность выступить в ее защиту, поскольку она несовершеннолетняя.
Он снова повернулся ко мне.
– Вам очень повезло, что вы никого не задавили и не погибли сами, – строго сказал он. – В надлежащее время мы сообщим вам, какие именно обвинения мы намерены предъявить.
– Спасибо. – Я умудрилась сказать это с таким виноватым видом, какой только могла на себя напустить.
– Стало быть, это все? – спросил папа, провожая полицейского до двери палаты. Ответа я не расслышала, но была рада, что на сегодня с этим покончено. Слава богу, родители верят, что у меня и правда амнезия, иначе они бы припоминали мне эту историю еще много лет.
Наконец меня все-таки выписали. У врачей не было веских причин держать меня у себя и дальше, больнице нужна была койка, которую занимала я, так что, хотя докторам так и не удалось взять в толк, каким образом я умудрилась выздороветь, они отпустили меня домой. Правда, они настояли на том, чтобы я наблюдалась амбулаторно, и записали меня на какие-то более сложные исследования, которые будут проведены в Лондоне в течение нескольких предстоящих недель. Мне это было все равно – ведь сейчас я отправлюсь домой, где мне будет куда проще как разговаривать с Кэллумом, так и видеть его.
Чтобы отвезти меня домой, в больницу приехали родители, и им пришлось долго переносить в машину все мои цветы и поздравительные открытки. Мама то и дело находила какую-нибудь причину, чтобы прикоснуться ко мне – сжать плечо или поправить волосы, словно она все никак не могла до конца поверить, что я и правда здесь, рядом с ней. Папа же все время старался встретиться со мной взглядом. Я ужасно сожалела о том, что заставила их испытать такой страх.
Когда мы приехали домой, меня ждал Джош, и на лице его играла счастливая улыбка.
– Значит, они наконец выгнали тебя вон, да? – подначил он, сжав в таких крепких объятиях, что я чуть не задохнулась.
– Ага. Они раскусили мой коварный план откосить от школы до конца семестра.
– Похоже, ты к тому же жутко их раздражала.
– Вообще-то они ждут не дождутся, когда смогут заполучить меня опять. Судя по всему, я представляю собой особенно интересный случай.
– Тогда это первый раз, когда ты представляешь хоть какой-то интерес, – хрипло сказал он, снова обняв меня, чтобы я не могла видеть выражение его лица. – Знаешь, в общем-то, я по тебе скучал. Хорошо, что ты вернулась.
Дом был полон цветов и сотен открыток. Я заметила в углу аккуратную кипу газет. Папа перехватил мой озадаченный взгляд и немного смутился.
– Дело в том, что ты стала настоящей знаменитостью – и Грейс, конечно же, тоже. Мы не стали выбрасывать эти газеты на тот случай… ну чтобы ты могла сама решить, что с ними делать.
– А как газеты вообще пронюхали обо всей этой истории?
– Чего не знаю, того не знаю. Может быть, произошла утечка из больницы? Или они узнали обо всем от кого-то из учеников? – Он замялся. – Знаешь, тебе нет никакой нужды их читать. Некоторые из напечатанных там комментариев немного… критичны.
Я начала листать газеты, и мне в глаза бросились некоторые из заголовков: «Самоубийственный сговор двух школьниц»; «Двойная доза ядовитой пятнистой лихорадки садов Кью»; «Кома в пагоде». Я решила, что мне нет надобности читать все это прямо сейчас.
Мне хотелось поговорить с Кэллумом наедине и получить возможность видеть его более ясно.
– Хочется почитать электронную почту и обзвонить нескольких подруг, чтобы сообщить им, что я уже дома. Просто вернуться к нормальной жизни, вы меня понимаете? Вы не против, если я ненадолго поднимусь к себе?
Мама посмотрела на меня с умиротворенной улыбкой:
– Конечно, нет. Иди.
Мое внимание привлекло маленькое пятнышко света над ее головой, оно было ярко-желтое и плясало. Она заметила, как я сдвинула брови.
– Что с тобой, солнышко?
Световое пятнышко пропало так же быстро, как и появилось.
– По-моему, ты привлекаешь светлячков, – сказала я, смеясь. – Один из них только что вился у тебя над головой.
– Если они не кусаются, меня это не волнует, – ответила она, снова сжав мое плечо. – Попозже я принесу тебе чашку кофе.
Светлячок вернулся. Это было очень странно: я никогда не видела, чтобы хоть один из них залетал в дом, к тому же на улице еще стоял день. Но меня сейчас занимало совсем другое – пора уже повидать Кэллума. Я поднялась в спальню, плотно закрыла дверь, вставила в уши наушники и поставила зеркало на письменный стол. Едва произнеся его имя, я ощутила знакомое покалывание в руке, и вот он уже появился за моим плечом. Он выглядел таким же прекрасным, как и всегда.
– Добро пожаловать домой, красавица.
– Как здорово, что я снова здесь, – сказала я, подняв руку, чтобы коснуться его лица. – Мне не хватало возможности сделать вот это.
Когда мои пальцы скользнули по его щеке, я ощутила едва уловимое сопротивление. Глаза Кэллума закрылись, и я увидела в зеркале, как он прижался щекой к моей руке. Я продолжала поглаживать его лицо, его шею, затем развернулась и нежно поцеловала его в губы.
Его глаза удивленно раскрылись, и он тотчас ответил на мой поцелуй. Ощущение было невероятно странным – моих губ словно касалось перышко.
В конце концов Кэллум отстранился.
– Ты хоть немного представляешь себе, что со мной делаешь?
Я ухмыльнулась.
– Представляю, и даже очень хорошо. И это самое меньшее из того, что ты заслужил.
Я запустила руку ему в волосы, погладила его затылок и увидела, как он прижимается к моей ладони. Я коснулась его лица, желая видеть его глаза. Они потемнели от страсти.
– О Алекс, – прошептал он. – Как же я тебя люблю. – Он опять немного отстранился и посмотрел на мое отражение в зеркале. – Я все никак не могу поверить, что ты и в самом деле вернулась. Мне кажется, что я был близок к тому, чтобы потерять тебя, уже столько раз. – Его голос был полон страсти.
– Я жалею, что не рассказала тебе всего в самом начале, сразу после того, как впервые встретилась с Кэтрин. Тогда бы ничего этого не произошло.
– Сейчас уже нет смысла об этом жалеть, и это ведь не вызвало необратимого вреда. – Строго говоря, это не совсем соответствовало истине, но он упрямо отказывался вдаваться в детали относительно той проблемы, которую представлял собой его почти пустой амулет.
Насколько я могла понять, он решал эту проблему, выходя на охоту рано утром и поздно вечером. Мне не хотелось допытываться у него, не приходится ли ему жертвовать своими принципами, чтобы наполнять амулет и не подпускать к себе отчаяние.
Я устроилась в его объятиях и молча смотрела на него. Я могла бы смотреть на него часами, вбирая в свое сознание каждую черту его лица, пока оно не станет для меня таким же знакомым, как и мое собственное. Я упивалась тем видом, который был перед моими глазами сейчас: ведь в больнице у меня было только крошечное зеркальце для макияжа, которого оказалось совершенно недостаточно, чтобы видеть его во всей красе.
