Увидев, кто пришел, Хани выпрямилась во весь рост, оказавшись выше Новы на полголовы. На блестящих губах ее появился намек на улыбку. Она никогда не пользовалась помадой, только мазала губы медом – лучшим природным увлажнителем, как она не раз говорила Нове, прозрачно намекая, что неплохо бы и ей воспользоваться этим средством.
– Прости, милая, – со вздохом заговорила Хани. Она взяла с туалетного столика бокал мартини и отпила, не обращая внимания на сидящего с краю шмеля. – Я не услышала, как ты вошла.
– Не страшно. Ты можешь мне одолжить…
– Я думала, ты наверху. Здесь сегодня так тихо. Куда все ушли?
Нова ладонями обхватила бока своей кружки. В туннелях было холодно, и теплая глина приятно грела пальцы.
– Смотреть праздник.
Густо подведенная бровь удивленно вздернулась.
– А он был сегодня? Как все прошло?
Нова уже открыла было рот, чтобы поведать Хани, как провалила задание. Однако, помолчав, сказала другое.
– На платформе со злодеями была актриса, изображавшая тебя.
Хани вздрогнула. Шмель свалился в напиток, она не глядя достала его и стряхнула на столик.
– Она была очень хорошенькая, – добавила Нова. – Ну, конечно, никакого сравнения с этим (она кивнула на платье Хани), но все-таки. Да, очень классная. По мне, так даже лучше всех.
Хани задумчиво смотрела в бокал. Длинные накладные ресницы касались ее щек, и в это мгновение она была похожа на портрет. Печальная и неприкаянная. Королева без своего королевства.
– Что ж, может быть меня еще не забыли.
– Ой, да перестань, – Нова опустила в кружку чайный пакетик. – Ну разве можно тебя забыть?
Слабая улыбка тронула глянцевые губы Хани, по которым как раз ползла желтая оса.
– Я к тебе по другому делу, – Нова подняла кружку, от которой валил пар. – Ты не можешь мне одолжить денег?
Хани блестящими глазами уставилась на нее и вздохнула.
Чай уже почти остыл, когда Нова вышла от Хани и направилась к развилке туннелей. Она прошла мимо еще одной заброшенной платформы – оббитые грязные плитки на стене сообщали, что это Блэкмирский вокзал – и остановилась, задумалась.
На платформе были установлены три цирковых шатра, небольших – детям по размеру и такой высоты, что в каждом из них едва можно было выпрямиться. Полосатые, когда-то кричаще-яркие, за долгие годы они выцвели, покрылись копотью и грязью. Все три шатра соединялись между собой с помощью изорванных в клочья откидных клапанов, к которым были подшиты лоскуты старых спальных мешков и простыней. В целом конструкция напоминала небольшой палаточный дворец. Однако самым поразительным было то, что вместо обычных флагов-вымпелов кто-то насадил на крышу каждого тента по кукольной голове. Черные кукольные глаза вперялись в каждого, кто осмеливался подойти.
Нова поставила свою кружку с чаем на платформу, потом вскарабкалась на нее сама. Приподняв клапан, она вошла в одну из палаток, обождала, пока глаза привыкнут к темноте и поморщилась: в нос ей ударил узнаваемый запах кукловода – Уинстон Прэтт никогда не было фанатом личной гигиены.
Стараясь не дышать, Нова перешагивала через сломанные заводные игрушки и коробочки с высохшими красками. Так она пробралась ко второму шатру, где обнаружилась детская деревянная кухонька, забитая посудой и едой – настоящей и пластмассовой.
Она рылась в игрушечном холодильнике и шкафчиках, пока не обнаружила пакет попкорна и шоколадку. Добычу она рассовала по карманам.
В ближайшее время Уинстон за этим не вернется.
Когда, наконец, Нова добралась до вагона Лероя и увидела в окне зажженный фонарь, чай был чуть теплым. Здесь в сырых туннелях все быстро остывало.
Нова постучала в боковую дверцу.
– Входите, но я ни за что не отвечаю, – послышалось знакомое приветствие.
Девушка приоткрыла стеклянную дверь, давным-давно закрашенную черной краской, и вошла в вагон. Лерой, известный всему миру, как Цианид, стоя у рабочего стола, отмерил ложку какого-то ядовито-зеленого порошка и всыпал его в колбу с желтой жидкостью. Смесь зашипела и начала пузыриться.
Лерой поднял взгляд на Нову и улыбнулся, сдвинув на макушку защитные очки.
– Вид у тебя просто жуткий.
– Умеешь ты подбодрить, спасибо, – с этими словами она повалилась в глубокое коричневое кресло. Его обивка как-то стала домом для целой семьи мышей, а искусственная кожа была изодрана в клочки, и все же на всей западной линии по-прежнему не было уютнее и комфортабельнее сиденья.
– Над чем работаешь?
– Ничего особенного, маленький эксперимент, – ответил Лерой – толстячок маленького роста. Темные волосы вечно падали ему на лоб, а лицо напоминало лоскутное одеяло из-за множества шрамов и пятен, итога неудачных экспериментов прошлых лет. Во рту у него не хватало трех зубов, брови обгорели, от него вечно пахло химикатами – но у Новы это был самый любимый из всех Анархистов.
– Как прошел парад?
Она пожала плечами.
– Мы не поубивали Совет. И никого из Отступников, вообще-то.
– Позор.
– Зато я, кажется, сломала крыло Гром-птице.
Лерой, удовлетворенно улыбаясь, поднял колбу. Смесь в ней уже перестала пузыриться.
– Тебе удалось использовать дротик?
Нова сильнее нахмурилась.
– Я попыталась. И промахнулась.
– Может, в следующий раз, – рассеянно хмыкнул Лерой.
Нова откинулась на спинку, и подставка для ног запрокинулась кверху.
– Там был Уинстон.
– Вот как?
– Это не планировалось.
– Мне тоже так казалось.
Нова окинула взглядом металлические балки, тянувшиеся вдоль вагона. Пожелтевшие от времени карты города. Потолок, потрескавшийся с одной стороны.
– Его схватили Отступники, – Она отпила чай. – Наверное, это я виновата.
Лерой не ответил. Нова смотрела, как он работает. Отмеряет, доливает, смешивает.
Поставив кружку на пол, она подняла руку вверх и заложила за голову, пытаясь размять мышцы.
– Пожалуй, я смогла бы спасти нас обоих, если бы попыталась.
Заткнув пробкой одну колбу, Лерой написал что-то на этикетке.
– Будь он сильнее Отступников, не попал бы им в руки.
Это звучало логично. Логика Анархистов. Удобная, безупречная логика.
– Так или этак, – сказала Нова, разминая вторую руку, – Ингрид уверена что сегодня вечером Отступники устроят на нас облаву, в отместку, или, чтобы выяснить, кто из нас причастен к покушению.
– Надеюсь, к их приходу ты надежно укроешься.
