Мия их ощущала. Даже тех, кого не видела. Чем ярче свет, тем гуще тени. И она их чувствовала, точно как тени мишеней-пугал в Зале Песен. Нападая с точностью, которой одарила ее Наив, Мия преисполнилась всей злости той четырнадцатилетней девочки на ступеньках Гранд Базилики. Теперь им уже не помогут кардиналы или пламенные Троицы. Никакой горящей солнцестали в руках или белой полированной брони на груди. Только кожаные наряды поверх плоти и песок в глазах, повсюду обугленные трупы товарищей, а в ушах эхо звона от взрыва. И Мия, вооруженная ненавистью, которая копилась все эти годы; дочь убитых родителей, сестра убитого брата и избранница темнейшей Матери.
Одного за другим, всех и каждого, она скармливала их Пасти.
Запряженные верблюды мчали галопом, до сих пор находясь в таком ужасе от кракенов, что продолжали бежать без ударов мехариста. Перебив всех врагов в фургоне, Мия сняла со спины арбалет. Села на одно колено и прицелилась в ближайшего всадника на верблюде. Пронзила болтом его сердце, перезарядила арбалет, выстрелила в шею другого. Несколько люминатов отъехали за пределы ее досягаемости, но большинство, к их чести, издали боевой клич и начали бить зверей сильнее, направляясь к фургону и девушке в нем. В конце концов, это были люди из первого и второго центурия – лучшие войска Годсгрейва. Их не одолеть какому-то безбожному ребенку.
Но арбалет Мии запел, чудно-стекло взлетело в воздух, и мужчины свалились с седел или же просто взорвались на ошметки. Седеющий крупный легионер все же добрался до перил, но метательный нож в гортань заставил его умолкнуть навеки. Еще один перепрыгнул с верблюда на хвостовую часть фургона, но пока он карабкался, Мия засунула рубиновую сферу ему в рот и пнула его. От взрыва один из верблюдов лишился ног, и его всадник взлетел, несмотря на отсутствие крыльев.
Окинув взглядом пустыню, Мия увидела, что кракены прекратили погоню – она перестала призывать тьму, да и монстров вполне удовлетворили оставленные ею лакомства. Вдали виднелись перекатывающиеся холмики, догоняющие по песку кричащих люминатов. Спрятав клинки, девушка заняла место мехариста, сосредотачиваясь на оставшихся фургонах.
Во время всей этой резни фургон Рема серьезно от них оторвался. Но, поскольку Мия избавилась от лишнего груза, ее верблюды путешествовали быстрее, плюясь, фыркая и издавая звуки, которые присущи этим зверям
[94]. Ее фургон прыгал по каменистым дюнам, виляя по саду разрушенных ашкахских монолитов и медленно сокращая расстояние. Мия видела Рема в главном фургоне, но только потому, что мужчина был таким громилой – все остальные просто превратились в еле очерченные силуэты посреди пыли и грязи. Тем не менее девушка прекрасно понимала, что, если она их нагонит, как минимум шестьдесят хорошо обученных и фанатичных головорезов захотят с ней встретиться в бою. Взвесив свои менее чем благоприятные шансы, Мия задумалась, что же конкретно ей делать, когда она к ним приблизится.
К счастью, ей так и не довелось узнать ответ.
В конце концов, люминаты в фургоне Рема только что видели, как она загубила более шестидесяти их товарищей, и хоть стоит заметить, что ни один из них не остановился, чтобы им помочь, лучшие воины Итреи были просто обязаны затаить обиду. Когда фургон Мии начал их нагонять, солдаты с арбалетами открыли огонь. Мия не могла спрятаться под плащом из теней; во-первых, тогда она становилась слепа, а в таком положении трудно управлять верблюдами, но, что более важно, не нужно быть лучшим ученым Великой Коллегии, чтобы догадаться, где сидит мехарист, невидимый или нет. Но судья Рем, невероятно впечатленный, что эта тощая девчонка в одиночку смогла убить половину центурия его лучших людей, был больше обеспокоен побегом, чем отмщением. Посему вместо того, чтобы приказать мужчинам стрелять по сумасшедшей, изводящей своих бедных верблюдов до пены изо рта, он приказал им стрелять по самим зверям.
Так они и сделали.
Первый болт попал ведущему верблюду в грудь, и он повалился, как дерево. Зверь упал на колени, зарычал в своей уздечке и сбил верблюда, шедшего позади. Из пыли вылетел еще один болт, затем третий – и тогда фургон Мии, под тошнотворный хруст костей и рев боли верблюдов, врезался в спутанный клубок, который его тащил, перевернулся и с визгом проехался по песку.
Мия взлетела, пропутешествовала по воздуху около шести метров и нырнула лицом в песок. Ей удалось сгруппироваться при приземлении, но весь воздух выбило из легких, пока она перекатывалась по шуршащему песку, потеряв один сапог, и наконец остановилась где-то в двенадцати метрах от обломков своего транспортного средства, ругаясь и жадно втягивая воздух.
Девушка попыталась встать, в ушах звенело, перед глазами все плыло. Когда из пыли прилетело еще несколько болтов, она с трудом поднялась на колени, наблюдая, как фургон Рема с лордом Кассием, Духовенством и ее отмщением исчезает вдали.
Мия рухнула на четвереньки. Ее вырвало. Ребра были сломаны, рот был полон пылью и желчью. Она распласталась на животе, загребая пальцами песок.
И, в конце концов, не смогла даже ползти.
Она была так близка.
Так близка.
Но, как обычно, оступилась на последнем препятствии. И пала.
– История моей жизни, – буркнула девушка.
Ее глаза с трепетом закрылись.
Она вздохнула.
И наступила тьма.
Глава 35
Карма
Толчок.
Мия застонала, не осмеливаясь открыть глаза.
В голове звенело, ребра болели, за каждый вдох приходилось бороться.
Она понятия не имела, как долго так пролежала.
Минуты?
Часы?
Девушка ощущала солнца над собой, горящие за веками.
И знала, что ее ждет, если распахнет глаза.
Неудача.
Фургон развалился. Верблюды убиты. Тихая гора находилась в перемене пути на восток, но в нынешнем состоянии повезет, если она сможет преодолеть его хотя бы за две перемены – это если в процессе ее не сожрут кракены или пыльные призраки. Добраться отсюда до Последней Надежды пешком было невозможно, и все ж…
Толчок.
Что-то мягкое, влажное и усатое. Размазывает по ее губам что-то густое и теплое. Крошечная часть ее мозга громко вопила, что это Что-то довольное большое и, очевидно, вполне живое, и теперь нюхает ее – скорее всего, в прелюдии перед тем, как съесть.
Глаза девушки распахнулись, и за ними ждала боль. Она зашипела, прищуренно глядя на широкие ноздри, вновь толкающие ее и размазывающие по губам – о, радость-то какая – сопли. Огромный розовый язык облизнул крупные желтые зубы, и тогда Мия полностью очнулась, отползая назад в облаке красной пыли. И вдруг окончательно поняла, что пыталось ее сожрать.
