А возможно, ей просто нравилось так ходить.
Парочка остановилась у спальни Мии, и Наив с улыбкой открыла перед ней дверь. Комнаты в крыле Клинков были просторнее, более уединенными и окутанными вечной ночью. Кровать Мии была настолько велика, что в ней можно было потеряться. Но, честно говоря, она ненавидела на ней спать. Слишком уж легко было почувствовать себя одинокой. Но Кассий помазал ее перед всем Духовенством – несмотря на сомнения Друзиллы и Солиса, теперь Мия была Клинком. И останется здесь, пока Духовенство не переведет ее в часовню. Разумеется, Мия запросила часовню в Годсгрейве, но где она окажется в итоге – оставалось только гадать.
– Пока я не забыла…
Наив кивнула на ее прикроватную тумбочку. На ней лежал том в черном кожаном переплете, закрытый на серебряную застежку.
– Летописец просил тебе передать. Сказал, что ты поймешь, что она значит.
Сердце Мии подскочило в груди. Она снова поблагодарила Наив, закрыла за ней дверь и плюхнулась на кровать. В изголовье появился Мистер Добряк, у изножья – Эклипс. Две тени смотрели друг на друга своими не-глазами, в воздухе потрескивало недоверие. Мистер Добряк долго и упорно твердил Мие, что Эклипс с ней не место. Но после смерти лорда Кассия тенистая волчица выглядела полностью разбитой. Она переменами напролет бродила по недрам горы и выла от горя. Наконец, по просьбе Друзиллы, Мия нашла Эклипс и предложила присоединиться к ней, поскольку у нее больше не было спутника. Волчица долгое время молча на нее смотрела, и Мия думала, что она откажется. Но когда девушка опустила взгляд на тень у своих ног, то увидела, что та стала темнее.
Достаточно темной для троих.
Мия взяла книгу с тумбочки и уставилась на обложку. Тиснение на коже представляло собой странные символы, вызывающие боль в глазах. Открыв застежку, она увидела записку, написанную заковыристым почерком летописца. Шесть слов.
«Еще одна девушка со своей историей».
Мия пролистала страницы, хрустящие и мятые от возраста, и принялась изучать прекрасные иллюстрации. Человеческие силуэты с тенями разных зверей у ног. Волки и птицы. Гадюки и пауки. Другие существа – чудовищные и непристойные. Мия хмуро взглянула на странные символы, извивающиеся и меняющиеся на глазах.
– Мне не знаком этот алфавит.
– …Сомневаюсь, что в этом мире много людей, которые умеют на нем читать…
– Но ты можешь?
Мистер Добряк кивнул.
– …Не знаю как. Но буквы… говорят со мной…
Эклипс запрыгнула на кровать и села рядом с Мией. Мистер Добряк зашипел, и волчица зарычала в ответ, глядя на страницы в руках девушки.
– …Я тоже могу их прочесть…
– Как называется книга?
Не-кот прыгнул на плечо Мии и присмотрелся к странным расплывающимся символам.
– …«Голодный мрак»…
Мия провела пальцами по страницам. По теням, выведенным чернилами, и по корчащемуся, ползающему тексту. Возможно, это оно. Ответ на все вопросы. Кто она. Что она. Или же просто какая-то несуразица. Книга, которая умерла, так как и не должна была существовать; очередная безжизненная оболочка из библиотеки мертвых Наи.
– Вы прочтете ее для меня?
– …Ты уверена, что хочешь знать?..
– Как ты можешь такое спрашивать? Нам нужно понять, кто мы, Мистер Добряк.
– …Лично меня все и так устраивает…
– …Я прочту ее для тебя…
– …Возвращайся в свою конуру, дворняжка…
– …Осторожнее, маленький грималкин. Только у настоящих котов – девять жизней…
– …Она была моей до того, как стала твоей…
– …Если она и чья-то, то только своя…
Мия постучала по странице. Посмотрела на тени вокруг себя.
– Читайте.
Не-кот вздохнул. Устроился на ее плече и присмотрелся к меняющемуся тексту. Чернила были чернее черного и размывались и вихрились перед глазами Мии. Ее охватывало странное головокружение, если она смотрела на символы слишком долго, поэтому девушка сосредоточилась на иллюстрациях, прекрасных и чудовищных. Переворачивала страницу за страницей. Хвост не-кота вилял из стороны в сторону, хвост не-волчицы не двигался.
– …По большей части это какая-то ерунда. Болтовня безумцев…
– Должно же там быть хоть что-то!
– …Автора звали Клео. Она жила во времена до республики. Девушка рассказывает о своем детстве. Как ее выдали замуж за жестокого мужчину еще до того, как она расцвела. Тени были ее единственными друзьями…
– …В год, когда у нее впервые пошла кровь, наступила истинотьма, и когда к ней явился муж, она задушила его тьмой. Клео сбежала, чтобы путешествовать по Лиизу в поисках… кажется, это слово «правда»?..
– …Правда, да…
– …Тебя не спрашивали, дворняжка…
Эклипс зарычала, а Мия улыбнулась, гладя тенистую волчицу по загривку.
В остальных разделах книги были по большей части иллюстрации; смещающиеся черные узоры, женский силуэт с множеством разных теней. Страницы были полностью покрыты непонятными черными каракулями, как небо в истинотьму, только вместо звезд – белые промежутки между буквами.
– …Тут непонятно. Она говорит о материнской любви. Отцовских грехах. О ребенке внутри себя…
– Она была беременна?
– …Она определенно была безумна…
– Она нашла правду, которую искала?
Мистер Добряк переместился на второе плечо Мии и присмотрелся к странице.
– …Клео рассказывает, что чувствовала других таких, как она. Ее тянуло к ним, как паука к мухе…
Картинка женщины, закутанной в черное. Из ее пальцев разворачивались тени.
– …Она пишет о голоде…
Черная страница, покрытая сотнями ртов с острыми зубами.
– …Бесконечном голоде…
Размашистые мазки кистью, черные и буйные.
– …Ой, ужас…
– Что такое?
– …Она рассказывает о встречах с такими, как она. Теми, кто говорил с тьмой. О встречах и о том…
– …И о том?
Эклипс тихо и гортанно прорычала:
– …И о том, как она пожирала их…
– Бездна и кровь…
– …Многие стали одним… – зачитал Мистер Добряк, – …и станут снова; один под тремя, чтобы поднять четверых, освободить первого, ослепить второго и третьего. О Мать, чернейшая Мать, кем же я стала…
– Зубы Пасти.
