Мия потупила взгляд. Кивнула.
– Я им стану. Клянусь.
Меркурио посмотрел на нее, и эти словно созданные для осуждения глаза помягчели.
– Как ты там держишься?
– Вполне неплохо, – она пожала плечами. – Не считая расчленения.
– Скоро тебя попросят пойти на разные поступки. Мрачные поступки. Чтобы ты доказала свою преданность.
– Мои руки уже в крови.
– Я говорю не об убийстве тех, кто этого заслуживает, вороненок. Ты прикончила палача, да. Но он был мужчиной, повесившим твоего отца. Это было бы легко даже для самых мягкосердечных из нас. – Старик вздохнул. – Иногда я гадаю, правильно ли поступил. Что привел тебя к себе. Обучил всему этому.
– Ты сам сказал, – прошипела Мия. – Скаева – гребаный тиран! Он должен умереть. Не только ради меня. Ради республики. Ради народа.
– Народа, говоришь? Вот ради кого все это?
Она протянула руку над столом, сжала ладонь учителя.
– Я смогу это сделать, Меркурио.
– …Да, – он кивнул, его голос внезапно охрип. – Я знаю, вороненок.
Меркурио выглядел гораздо более усталым, чем когда-либо прежде. Тяжесть от всего происходящего скапливалась перемена за переменой. Его кожа стала тонкой, как бумага. Сосуды в глазах полопались.
«Он выглядит таким старым».
Меркурио прочистил горло, допил остатки вина.
– Я уйду первым. Дай мне десять минут.
– Хорошо.
Старый ассасин улыбнулся, смущенно замешкался. Мие потребовались все силы, чтобы сдержаться и не кинуться его обнимать. Но она не встала с места, а он взял трость и кивнул на прощание. Затем повернулся, шагнул к выходу и резко остановился.
– Бездна и кровь, чуть не забыл!
Старик потянулся в карман пальто и достал маленький деревянный коробок, запечатанный сальным воском. Мия узнала символ, выжженный в дереве. Вспомнила маленькую лавочку, где Меркурио покупал свои сигариллы. Первую ночь, когда он дал ей покурить, сидя на зубчатых стенах над Форумом. Вокруг царила темнота. Руки дрожали. Пальцы были окрашены кровью. Четырнадцать лет.
«Не смотри».
– Черный Дориан, – она улыбнулась.
– Бумага. Табак. Дерево. Все это пройдет через Тропу. Я помню тот раз, когда ты пыталась бросить. Подумал, будет лучше, чтобы они у тебя не заканчивались.
– Лучше, – Мия забрала у него коробок, глаза защипало. – Спасибо.
– Прикрывай спину. И перед. – Он неопределенно махнул рукой. – И все остальное тоже.
– Всегда.
Старик надвинул треуголку, поднял воротник. И, не произнеся ни слова, заковылял из таверны на улицу. Мия наблюдала за его уходом, мысленно считая минуты. Смотрела ему в спину, пока он хромал прочь.
«Скоро тебя попросят пойти на разные поступки. Мрачные поступки. Чтобы ты доказала свою преданность».
Мия положила голову на ладони и потерялась в своих мыслях.
С улицы вошла шумная группа, одетая в белые доспехи и красные плащи люминатов. Девушка подняла голову при звуке их смеха, увидела юные лица и красивые улыбки. Раз их поставили так близко к Палаццо, скорее всего, они все были костеродными сыновьями. Отрабатывали пару лет в легионе для достижения политических целей своих семей. Жили привилегированной жизнью и ни разу не задумались…
– Простите, – обратился к ней кто-то.
Мия подняла взгляд и часто заморгала. Над ней нависал один из люминатов. С убийственной улыбкой сердцееда и великолепными зубами богатенького мальчика.
– Простите, ми донна, – он поклонился. – Я невольно заметил, что вы сидите одна, и посчитал это преступлением против самого Света! Могу я к вам присоединиться?
У Мии похолодел затылок, пальцы дрогнули. Но осознав, что она выглядит как обычная костеродная девушка, пьющая в одиночестве, и вспомнив многие выученные тяжким трудом уроки Аалеи, Мия пригладила перышки и выдала лучшую улыбку из своего арсенала.
– О, звучит прекрасно, – ответила она. – Мне очень лестно, сэр, но, боюсь, меня ждет мама. Возможно, в другой раз?
– Полагаю, ваша мама может подождать, пока вы выпьете еще один бокал? – юноша с надеждой поднял бровь. – Я не видел вас здесь прежде.
– Прошу прощения, сэр, – Мия встала из-за стола. – Но мне действительно пора.
– Постойте-ка. – Юноша перегородил ей дорогу. Его глаза помрачнели.
Мия попыталась подавить нарастающий гнев. Сохранить твердость в голосе. Не поднимать дерзко взгляд.
– Простите, сэр, но вы мешаете мне выйти.
– Я просто пытаюсь быть дружелюбным, девушка.
– Вот как вы это называете, сэр? – Глаза Мии вспыхнули, ее темперамент наконец вышел поиграть. – Другие могли бы сказать, что вы ведете себя, как придурок.
Лицо юноши покрылось пятнами от злобы – внезапной ярости человека, который слишком привык, чтобы все делали так, как он хочет. Он крепко схватил Мию за запястье рукой в железной перчатке.
Она могла сломать ему челюсть. Ударить коленом по яйцам. Сесть на его грудь и отвешивать оплеухи, пока он не поймет, что не все девушки – птицы его полета. Но это показало бы ее как человека, который знает Песню, и, в конце концов, она находилась в пабе с полудюжиной его приятелей. Поэтому она остановилась на том, что вывернула руку, как учил Меркурио, заставляя юношу потерять равновесие и вырываясь из железной хватки.
Пуговицы на манжете отлетели. Ткань порвалась. Ножны на запястье скрутились, и, со звуком трескающейся кожи, стилет из могильной кости Мии упал на пол.
Тяжелая рука схватила юношу за шею, прокуренный голос прорычал:
– Оставь девушку в покое, Андио. Мы здесь, чтобы выпить, а не гоняться за голубками.
Юноша и Мия оглянулись через плечо и увидели пожилого мужчину в доспехах центуриона, нависающего позади юного солдата. Он был крупным, его мрачное лицо испещряли шрамы.
– Простите меня, центу…
Центурион с громким лязгом пнул юношу под зад и отправил восвояси. Затем сложил руки и хмуро наблюдал за ним, пока тот не присоединился к товарищам. Мужчина определенно был ветераном, один глаз закрывала черная кожаная повязка. Удовлетворившись результатом, центурион коснулся края шлема с плюмажем и виновато кивнул Мие.
– Прошу прощения за дерзость моего солдата, донна. Надеюсь, он не причинил вам неудобств?
– Нет, сэр, – Мия улыбнулась, ее сердце постепенно успокаивалось. – Благодарю вас, центурион.
Мужчина кивнул и поднял с пола стилет Мии. Слегка поклонившись, положил его на предплечье и протянул руку. Девушка улыбнулась шире, сделала реверанс и забрала кинжал. Но когда она вернула его обратно в ножны, взгляд мужчины проследил за клинком и заметил ворону, вырезанную на рукояти. Его лоб медленно сморщился.
