– Именно, – кивнул мужчина с безжизненными глазами. – Ты связана писанием и цепями и обязана отвечать нам правдиво.
Мужчина со шрамами медленно обошел комнату и встал перед Мией. Вытянув шею, девушка увидела длинный стол, устланный инструментами. Плоскогубцы. Ножницы для резки металла. Тиски для пыток. Жаровня, полная раскаленного угля. Как минимум пять разных видов молотков.
Никакого страха в желудке. Никакой дрожи в голосе. Она заглянула второму мужчине в его безжизненные глаза.
– И что вы хотите знать, добрый брат?
– Ты – Мия Корвере.
«Откуда им известно мое имя?»
– …Да.
– Дочь Дария Корвере. Повешенного по приказу Сената шесть лет назад.
«Тот центурион… Альберий… да не мог же он так быстро доставить весточку Скаеве?»
– …Да.
На ее плечи опустились тяжелые руки и крепко их сжали.
– Отпрыск Царетворца, – раздался позади нее голос мужчины со шрамами. – Да поскачут мои яйца по набережной, если это не подарок судьбы! Верно, брат Микелетто?
Мужчина с безжизненными глазами улыбнулся, не отрывая взгляда от Мии.
– О, редкий подарок, брат Сантино. В моем животе прямо порхают бабочки.
– Я не совершала никаких преступлений, – встряла Мия. – Я набожная дочь Аа, брат.
Тот, которого звали Микелетто, перестал улыбаться. От его пощечины в черепе Мии поплыли звездочки. Ее голова поникла между плеч, рык Микелетто едва пробился сквозь звон в ушах.
– Еще раз назовешь Его имя, девочка, и я отрежу твой безбожный язык гребаным ножом для масла, а затем заварю его вместе с чаем.
Мия глубоко вдохнула. Подождала, пока боль отступит. Разум кипел. Скованная. В меньшинстве. Без понятия, где находится. Без какой-либо помощи. Правда, это не худшая ситуация, в которой она оказывалась. Но, Дочери, на секунду ее сердце заколотилось…
Она откинула волосы с лица, посмотрела в глаза исповедника, возвышающегося над ней.
– Расскажи нам, где ты была сегодня вечером, – приказал он. – До того, как прибыла в Годсгрейв.
– Прибыла? – девушка покачала головой. – Брат, я прожила здесь всю свою…
Мия зашипела от боли, когда Сантино дернул ее за шиворот. Почувствовала, как его губы коснулись ее уха, услышала запах перебродившего вина и табака в его дыхании.
– Брат Микелетто задал тебе вопрос, моя милая. И прежде чем с твоего язычка сорвется очередная ложь, я уточню, что до сих пор чую запах крови в твоих волосах…
Тут сердце Мии пропустило удар. Она ощутила, как ее тень задрожала, Мистер Добряк рьяно пил ее страх. Могли ли они знать, что она из Красной Церкви? Имели ли хоть какое-то представление, как прислужники перемещались с горы и обратно? Судья Рем давно поклялся уничтожить ассасинов, еще до Резни в истинотьму. Вполне логично, что он нанял Исповедальню, чтобы найти их. Но могли ли они…
– Расскажи нам, где ты была сегодня вечером. До того, как прибыла в Годсгрейв.
– Я не покидала город с восьми ле…
Хрясь. На ее лице появился ярко-красный след от ударившей ее руки.
– Расскажи нам, где ты была сегодня вечером. До того, как прибыла в Годсгрейв.
– Нигде, брат, я…
Ее стул потащили куда-то назад, и в ушах зазвенел отвратительный скрежет железа по камню. В углу комнаты Мия увидела бочку, наполненную темной теплой водой. Грубые руки схватили ее за волосы, окунули голову в бочку и принялись удерживать. Она брыкалась, дергалась, но оковы не давали встать, а руки держали ее все так же крепко. Мия взревела, пузырьки из ее рта всплыли на поверхность теплой солоноватой воды. Воды с гавани, как она догадалась. Наверное, ее набрали прямо из залива Мясников. Кровь, потроха и прочее дерьмо.
«И меня в этом утопят».
Перед глазами поплыли черные пятна. Легкие запылали. Рука выдернула ее за волосы из воды, и девушка сделала отчаянный, хриплый глоток воздуха.
– Расскажи нам, где ты была сегодня вечером. До того, как прибыла в Годсгрейв.
– Пожалуйста, оста…
Снова под воду. Боль и тьма. Ее тень беспомощно и отчаянно извивалась у ног. Но ни один плащ из теней не укроет ее в этом месте. Приковывать ноги похитителей к полу тоже было бессмысленно. Избранная Матери? Много же от этого пользы! Почему богиня не могла наделить ее даром дышать под водой?
Когда легкие Мии чуть не взорвались, ее снова вытащили на свет. Грудь вздымалась и опускалась. Ноги дрожали. Кашель. Жадные вдохи. Страх начал вырываться на свободу, Мистер Добряк не успевал выпить все. Тем не менее она раздавила его. Пнула по зубам и плюнула сверху.
– Расскажи нам, где ты была сегодня вечером. До того, как прибыла в Богомоги.
– Нигде! – проревела она.
Снова вниз. И вверх. Вопрос повторялся из раза в раз. Мия кричала. Ругалась. Пыталась плакать. Умолять. Тщетно. Каждая мольба, каждая слеза, каждое ругательство встречались тем же вопросом.
– Расскажи нам, где ты была сегодня вечером. До того, как прибыла в Годсгрейв.
Но под слезами и криками разум Мии по-прежнему судорожно работал. Если бы они хотели ее убить, то уже убили бы. Если бы знали, откуда она пришла, то уже были бы в Свинобойне. И если Исповедальня работала с люминатами, это значило, что каждый из этих ублюдков – прихвостень Скаевы и Рема. Мужчин, которые повесили ее отца. Мужчин, которые направили ее на эту дорожку много лет назад. Красная Церковь – ее лучшая возможность им отомстить. И эти дураки думали, что она сдаст Церковь из страха утонуть?
Мия замкнулась. Во мраке собственного сознания. Наблюдала за своими пытками с неким отстраненным восхищением. Они обрабатывали ее часами, пока ее голос не сломался, легкие не засвистели, а каждый вдох не начал обжигать огнем. Утопление и избиение. Плевки и затрещины. Шли часы.
Шли часы.
А затем они остановились. Бросили ее обмякшее тело прямо на стуле, не освободив руки. Ее волосы воняли водой из залива и висели перед лицом, как похоронное покрывало. Ушибленная. Кровоточащая. Почти утонувшая.
Почти мертвая.
– У нас впереди вся перемена, моя дорогая, – сказал Сантино. – Не говоря уж о всей неночи.
– Если вода не развяжет тебе язык, – добавил Микелетто, – у нас есть иные методы.
Крупный мужчина взял со стола с инструментами железную кочергу. Засунул ее в горящую жаровню и оставил накаляться. Затем сплюнул на угли, и комнату наполнил шипящий звук.
– Когда эта железка засияет красным, мы вернемся. Хорошенько подумай, на чьей ты стороне. Возможно, ты считаешь, что твоя драгоценная паства еретиков стоит того, чтобы умереть. Но поверь мне, есть судьбы куда хуже смерти. И мы все их знаем.
Исповедники вышли из комнаты, захлопывая за собой тяжелую железную дверь. Мия услышала звон ключей, стук засова. Убывающие шаги. Далекие крики.
