– Жемчужина в мире токсинов. Чаще всего используется в таких седативных средствах, как «синкопа», хотя я создала более смертоносные варианты из «аспиры». И наконец, – шахид достала сферу из красного чудно-стекла и сверкнула нехарактерной улыбкой. – Рубин. Мой любимец.
Паукогубица бросила сферу в свободную стену, и, с громоподобным взрывом, на камне расцвело белое пламя. Аколиты вздрогнули и удивленно распахнули глаза, глядя на обломок гранита размером с кулак, который отвалился от стены.
– Может пробить доспехи насквозь и превратить плоть в порошок.
Паукогубица раздала аколитам горстку ониксового чудно-стекла, кивнула на дальнюю стену.
– Теперь вы попробуйте.
Улыбаясь друг другу, аколиты подошли и начали швырять сферы в камень. В зале прозвучали десятки хлопков, в дальней части помещения поднялся густой черный дым. Паукогубица вручила Тиши и Трику рубиновые сферы, и черные губы изогнулись в улыбке, когда воздух сотрясли яркие взрывы. Как только дым рассеялся, аколиты расселись по местам, и Паукогубица вернулась к доске, объясняя основные свойства чудно-стекла.
Мия воодушевленно записывала за шахидом, как вдруг Эш прошептала ей на ухо:
– Итак, у меня вопрос.
– Надеюсь, не о том, откуда берутся дети? – пробормотала Мия. – Не думаю, что наша дружба готова к такому повороту.
– Почему ты терпишь дерьмо Рыжей?
Мия перестала писать, отвлекшись от своих заметок.
– Я не терплю ничье дерьмо, – прошептала она.
– На Песнях она отделывает тебя, как тренировочный манекен. Вчера в Небесном алтаре сбила с ног, а когда начала перемывать тебе косточки, ты просто отвернулась.
Мия посмотрела через зал на Джессамину, работающую вместе с Диамо. Рыжая сверкнула ей в ответ столь ядовитой улыбкой, какая и не снилась Паукогубице.
– На тебя это не похоже, Корвере.
– Пустяки.
– Херня.
Мия покосилась на Паукогубицу, по-прежнему скрипящую мелом по доске.
– Она…
Девушка закусила губу. Посмотрела на Эшлин. Ей не нравилось просить о помощи. Не нравилось в ком-то нуждаться. Но Эш была хорошей девушкой, несмотря на привычку красть все, что не прибито к полу. Да и Мия ведь жаловалась не Духовенству…
– Она украла Троицу.
Эш недоуменно заморгала.
– Из Зала Маузера, – прошипела Мия. – Медальон, от которого я выблевала весь желудок в ту перемену, когда он переоделся в священника.
Эшлин вздернула бровь.
– Ты сказала, что дело было в несвежей селедке, Корвере.
– Да, и с твоей стороны очень мило делать вид, что ты мне поверила.
Блондинка хмуро посмотрела на Джессамину.
– Значит, тебя так скрючило от Троицы?
Мия понизила голос.
– Сама не знаю почему. Думаю, это как-то связано с тем, что я даркин. Джессамина достала ее передо мной в Зале Песен. Я чуть копыта не откинула.
Эш заметила золотую цепочку на шее Джессамины, почти незаметную под рубашкой.
– Вот ведь маленькая хитрая су…
На столе перед ними взорвалась ониксовая сфера. Обеих девушек поглотило густое, клубящееся облако черного дыма, и Эш свалилась со скамьи. Остальные аколиты вытаращили глаза, девушки кашляли и плевались, размахивая руками, чтобы расчистить воздух. Когда дым медленно рассеялся, Мия встретилась взглядом с сердитой Паукогубицей.
– Аколит Эшлин. Аколит Мия. Вы хотите внести свой вклад в урок?
– Нет, шахид, – пробубнила Мия.
– Тогда, может, вы думаете, что ваше кудахтанье поможет мне лучше изложить материал?
– Нет, шахид, – ответила Эш, натянув свое лучшее щенячье выражение лица
[84].
– Тогда я буду благодарна, если дальше вы будете слушать молча. Предупреждаю, следующая сфера будет другого цвета.
Паукогубица подняла мешок с рубиновым чудно-стеклом, посмотрела на других аколитов. Каждый из них вернулся к своим заметкам с таким рвением, которому бы позавидовали самозабвенные писари. До конца занятия в зале царила полная тишина. Но к концу урока Эш сурово посмотрела на Джессамину.
Хрустнула костяшками.
И подмигнула Мие.
Две перемены спустя, вскоре после ужина, Мия работала над формулой Паукогубицы. Каждый вечер она горбатилась над лекциями и пыталась разгадать головоломку. Это казалось невозможным: каждое противоядие к одному составному элементу увеличивало эффективность другого. Но решение загадки было самой вероятной надеждой Мии на то, чтобы окончить зал победителем, а отсиживание у себя в комнате уменьшало вероятность встречи с Джессаминой. Она проклинала все на свете и всерьез подумывала сжечь свои записи, как вдруг услышала, что кто-то взламывает ее замок.
– Зубы Пасти, она что, не может просто постучать?!
Девушка высвободилась из кучи учебников по ядоварению и протопала к двери. Затем резко распахнула ее и обнаружила сидящую на корточках Эшлин.
– У тебя костяшки болят или что? – поинтересовалась Мия.
Эш показала костяшки на обеих руках, помахав ими перед лицом подруги.
– Какая ты охренительно юморная, – улыбнулась Мия. – Что ты хотела?
– Ничего. – Эш выпрямилась и подмигнула. – Но у меня есть то, чего хочешь ты.
– И что же?
– Троица Джессамины.
Эш ойкнула, когда Мия схватила ее за воротник, затащила в комнату и захлопнула дверь.
– Зубы Пасти, спокойнее, Корвере…
– Ты украла медальон?! – прошипела Мия.
– Пока нет. – Эш скользнула взглядом по записям Мии, раскиданным по всей кровати. – Но могу, если ты сделаешь что-то полезное в свое свободное время.
– Она никогда его не снимает, Эш. Я видела, как она принимала в нем гребаную ванну!
– Кстати об этом: пару перемен назад я невольно заметила отметины зубов на внутренней стороне твоих бедер…
Мия приподняла бровь.
– Ты рассматривала мои бедра в ванной комнате?
Эш пожала плечами.
– Смотреть не вредно.
– И твой вердикт?
– Фэ. Я видала и получше.
Мия подняла костяшки к лицу подруги.
– Ой, смотри-ка, мои тоже целы.
– Да-да, рада за тебя, – Эшлин закатила глаза. – Суть в том, что она его снимает. Ей приходится, когда она проходит через Кровавую Тропу, поскольку он сделан из… э-э, помоги мне…
