– Рыбы, собаки… Откуда, зачем? Красивые лица, красивые тела, а потом это. Все неправильно, не по плану. В этом беда. Никто не предполагал…
– Профессор, что вы с ними сделали? Отчего они умерли? – мягко спросил Лев. – Скажите мне, отчего они умерли.
Голос Гурова вывел Синдеева из состояния ступора. Он отвел замутненный взгляд от стола, посмотрел на полковника и устало спросил:
– Зачем все это? Смерть жестока, вы не находите?
– Вы этого не предполагали? Не ожидали, что девушки умрут?
– Нет, этого я не ожидал, – меланхолично произнес профессор. – Кто же мог ожидать такое?
– Расскажите мне, как это случилось, – попросил Гуров. – Как они умерли?
– Умерли, – повторил за ним Синдеев. – Они умерли, и это ужасно. Зачем вы показали мне эти снимки? Зачем? Отвечайте!
– Вы должны все рассказать, – повторил Лев. – Так будет лучше для вас.
– Да, лучше, – согласно кивнул Синдеев.
И тут произошло непредвиденное. Кот, до этого мирно сопевший в кресле, вдруг подскочил как ошпаренный и бросился на стол. Фотоснимки разлетелись в разные стороны, а кот жутко заорал. Минуту Синдеев смотрел на падающие фотографии, потом подхватил на руки кота и вежливо осведомился:
– Надеюсь, Маркиз вас не напугал? Иногда с ним такое случается. Думаю, это дурные сны. Как вам кажется, у котов бывают сновидения? Уверен, у Маркиза они точно есть.
«Все, момент упущен, – с досадой подумал Гуров. – Теперь он мне ничего не скажет». И все же он решил попытаться сыграть на том признании, что сделал Синдеев, будучи под воздействием снимков.
– Не стоит возвращаться к началу, – произнес он. – Расскажите то, что собирались. Все равно вам этого не избежать.
– Не понимаю, о чем вы? – Синдеев уже взял себя в руки, и Гуров это видел.
– О том, что эти девушки не должны были умереть. Я знаю, что их смерть не была вашей целью, и все же они мертвы. Как это случилось?
– Почему вы спрашиваете об этом меня? Из нас двоих следователь – вы, – ровным голосом произнес Синдеев. – Полагаю, в вашей организации есть соответствующие специалисты, люди, занимающиеся установлением причин смерти. Разве они не смогли ответить на этот вопрос?
– Не валяйте дурака, профессор. Мы оба знаем, что вы признались в том, что смерть этих девушек на вашей совести. Отрицать это теперь совершенно глупо.
Гуров блефовал, он понимал, что, по большому счету, бессвязные фразы, произнесенные профессором, нельзя считать признанием, но ничего другого ему не оставалось.
– Никаких признаний я не делал и не собираюсь делать, – чеканя каждое слово, проговорил Синдеев. – Я понятия не имею, зачем вы принесли в мой дом все эти снимки. Не представляю, в чем вы хотите меня обвинить. Но вот что я знаю точно, это то, что завтра ровно в восемь утра я буду стоять в кабинете вашего начальника и принимать от вас извинения. В устной и письменной форме. И когда их получу, я подумаю, стоит ли простить вам вашу наглость или дать делу официальный ход. А сейчас собирайте свои мерзкие фотографии и убирайтесь из моего дома ко всем чертям!
Последнюю фразу Синдеев произнес на такой высокой ноте, что захлебнулся ею. Закашлявшись, он выпустил из рук кота. Тот недовольно мяукнул и поплелся обратно в кресло. «Чтоб ты провалился, жирный боров!» – в сердцах подумал Гуров. Он поднял с пола снимки, сложил их в карман и, не прощаясь, вышел.
Несмотря на неудачу, наблюдательный пост Лев не покинул, а вместо этого вызвал Крячко. Тот примчался к дому Синдеева в рекордно короткий срок. Гуров рассказал ему о том, что произошло в квартире профессора, и готовился выслушать от напарника шквал возмущенной ругани типа: «О чем ты только думал?» Но Стас ругаться не стал. Он лишь подосадовал, что план не сработал, и попытался успокоить его, заверяя, что до утра гнев Синдеева охладеет.
Но наутро Синдеев воплотил свою угрозу в жизнь. Гуров сопроводил машину профессора до Управления, заехал на парковку и, дождавшись, пока тот войдет внутрь, последовал за ним. Войдя в дежурку, Синдеева он там не увидел. «Оперативно работает, – усмехнулся Лев. – За две минуты добился встречи с генералом. Плохой знак. Очень плохой». Он поднялся в кабинет и занялся привычными делами, ожидая вызова генерала. Прошло двадцать минут, когда селектор внутренней связи наконец сработал. Секретарша генерала Орлова официальным тоном сообщила, что тот ждет его в кабинете.
Профессор Синдеев сидел в кресле напротив генерала, и вид у него был подобающий. Оскорбленная невинность, вот что выражало его лицо. Гуров мысленно даже невольно восхитился: «В выдержке ему не откажешь. Сидит тут, будто и правда ни в чем не виноват».
– Входите, полковник, – сухо произнес Орлов. – Полагаю, вам известно, по какому вопросу я вас вызвал?
– Так точно, товарищ генерал, – отчеканил Гуров.
– Тогда не стану утомлять вас ненужными объяснениями. Вы знаете, зачем здесь профессор Синдеев. Если ваше поведение накануне вечером имеет хоть какое-то оправдание, я готов выслушать. Если же нет, приступайте к тому, что должны сделать.
– Я бы предпочел обсудить инцидент наедине, – стараясь сдержать раздражение, проговорил Лев.
– Меня не интересуют ваши предпочтения, – все тем же сухим тоном ответил Орлов. – Профессор Синдеев ждет извинений. Я тоже этого жду и надеюсь, они будут искренними. В противном случае…
Генерал недоговорил. Синдеев развернулся лицом к Гурову и, язвительно улыбаясь, произнес:
– Ну же, полковник. Вчера вы были гораздо красноречивее.
– Профессор, я приношу свои извинения за позднее вторжение. Также приношу извинения за то, что дал волю эмоциям. Товарищ генерал спрашивал, есть ли оправдание моему поступку? Четыре невинные жертвы – вот мое оправдание. Горе, испытываемое родственниками и друзьями жертв, – вот мое оправдание. Желание найти виновного в их смерти – вот мое оправдание. Если вы считаете, что этого недостаточно, можете подавать жалобу в вышестоящие инстанции. Готов понести соответствующее наказание.
С каждым произнесенным полковником словом лицо профессора Синдеева краснело все сильнее, пока не стало пунцовым. Генерал поднялся в полный рост и четко, с расстановкой произнес:
– Вы свободны, товарищ полковник.
Гуров демонстративно козырнул, развернулся на каблуках и вышел из кабинета. За спиной он услышал гневный голос профессора, выкрикивающего обещания дойти до «самого президента», и умиротворяющий голос генерала, заверяющий профессора, что провинившийся полковник будет наказан «по всей строгости». Секретарша Верочка проводила Гурова сочувствующим взглядом. Но ему на все это было наплевать. Он был уверен, что поступил правильно. Никто не заставит его пресмыкаться перед преступниками, даже генерал. А в том, что Синдеев преступник, Гуров не сомневался и собирался доказать это, даже если это будет стоить ему карьеры.
Спустя полчаса генерал сам пришел в кабинет к Гурову. К тому времени туда же подтянулся и Крячко. Орлов добрый час песочил подчиненных, ругая их за беспечность и неосмотрительность. Все возражения и аргументы в свое оправдание, которые выдвигал Гуров, он разносил в пух и прах. Две жертвы связаны с больницей, в которой работает Синдеев? Чепуха. В этой больнице работает еще полторы сотни человек, так почему именно Синдеев? Светлана Волоцкая перестала выходить на работу, а профессор этого якобы даже не заметил? Отдел кадров тоже не обратился в полицию с заявлением о пропаже сотрудника, так почему Гуров не обвиняет кого-то из них? С его банковского счета пять раз за последние шесть недель снимались суммы, равные той, что Екатерина Митерева перевела престарелой бабке? А как обстоят дела со счетами остальных сотрудников больницы? Подверглись ли и они проверке? И так по каждому пункту.
