– Думаешь, Камов спрятал компромат в музейной ячейке? Почему тогда не в вокзальной? Там этих камер пруд пруди.
– Да не в музейной, а под музеем. Там после реконструкции новый зал открыли. Все те же камеры хранения, но на полном самообслуживании. Новейшее изобретение, я читал об этом в Интернете. Ни ключей, ни жетонов не требуется. Приходит посетитель, набирает персональный код, укладывает вещи в ячейку и может гулять по городу сколько душе угодно. Единственное требование – минимум один раз в неделю система должна обновляться. Если за неделю ячейку не оплатили, система ее блокирует. И выбрал место не Камов, а Ярцев. Он изначально не привозил Камову компромат. Он передал ему данные по ячейке.
– А платят-то где?
– В самих ячейках встроена система считывания. Оплата банковской картой. Подносишь к окошку карту, она данные считывает, и готово дело. Пойдем проверим.
– Да погоди ты, – остановил Гурова Крячко. – Ты номер ячейки знаешь? Нет. Так как проверять собрался?
– Есть идея. Ее мне, кстати, ты подкинул. Когда про пароль рассуждал, я тебе про раскладку клавиатурную пример привел. А потом у меня в голове мысль проскочила, что то же самое может быть и с цифрами. Каждая буква соответствует определенной цифре. В моем детстве ребятишки-школьники частенько такой системой шифровки пользовались. Вот я и подумал: что, если каждая буква – это не буква, а цифра? А теперь вот думаю: раз первая строчка – название места, то вторая должна быть номером ячейки. Стоит проверить.
Пока Гуров объяснял свою теорию, они дошли до зала с камерами хранения. Прошлись по рядам, наблюдая за тем, как посетители закладывают вещи в ячейки, вернулись к началу рядов, и Лев снова вынул квитанцию.
– Буква В соответствует цифре три, – начал он. – Д – это пять. С буквой Н сложнее. Если при шифровке учитывали буквы Е и Й, тогда последняя цифра – пятнадцать. Без учета этих букв – тринадцать. А если не учитывалась одна из них, то четырнадцать. Итак, у нас три варианта. Три-пять-пятнадцать, три-пять-четырнадцать и три-пять-тринадцать. Все три ячейки рядом. Пошли искать?
Ячейки с нужными номерами располагались в третьем ряду. Та, что с цифрой четырнадцать на конце, оказалась не занята, две другие были заперты.
– А какой нам прок от номера ячейки, если мы кода не знаем? – дошло вдруг до Крячко.
– Нам бы и код не помог. С момента смерти Камова прошло больше недели. Дальше в дело вступают сотрудники, обслуживающие автоматические камеры хранения. Видишь наклейку? На ней номер телефона аварийки. Звони.
На то, чтобы уладить вопрос со службой помощи автоматических камер хранения, Крячко пришлось применить все свои способности коммуникабельности. И все равно без генерала Орлова не обошлось. В срочном порядке тот выбил разрешение на доступ к персональным данным плательщиков двух ячеек. Как и предполагал Гуров, ячейка под номером три-пять-пятнадцать оплачивалась с двух карт, и принадлежали они покойным Камову и Ярцеву. Только после этого сотрудник, обслуживающий камеры хранения, разблокировал нужную ячейку. В ней оказалась пластиковая папка с документами. Забрав трофей, напарники поехали в Главк.
Предъявив генералу документы, изъятые из ячейки, Гуров потребовал ордер на арест префекта Преснова. Тот просмотрел бумаги, отложил папку в сторону и задал резонный вопрос:
– Вы добыли доказательства того, что господин Преснов был нечист на руку десять лет назад. Поддельные разрешения на застройку земель, подставные фирмы, через которые отмывались деньги, – это все, конечно, хорошо. Но каким образом эти материалы доказывают причастность Преснова к убийству Ярцева и Камова? Или вы хотите предъявить ему обвинение в мошенничестве вместо обвинения в заказном убийстве?
– Он расколется, – уверенно заявил Лев. – Мы выложим перед ним все карты, заставим сделать чистосердечное признание.
– Ты, Лев Иванович, мужик башковитый, но иногда такую глупость сморозишь, аж моим седым волосам стыдно становится. Никогда в жизни Преснов не признает за собой заказного убийства. Он скорее место префекта потеряет, за мошенничество в тюрьму пойдет, но не за убийство.
– Дядя Ваня из Тулы подтвердит, что Ярцев приезжал к нему, грозил разоблачением, – продолжал давить Гуров.
– И ничего этим не докажет, – отмахнулся Орлов. – Ярцев покончил с собой, и доказать обратное еще никому не удалось. Думаю, и не удастся. Его автомобиль сгорел дотла. Его самого только по коронкам и опознали. Нет, Лева, с такой хилой доказательной базой к префекту не суйся. Запрещаю, слышишь? Идите и ищите что-то более существенное, чем слова престарелого дяди Вани.
Вернувшись к себе в кабинет, Гуров в раздражении бросил папку на стол.
– Доконает меня это дело, – еле сдерживая гнев, проговорил он. – Куда ни сунься, все впустую. Уже все этапы преступления по полочкам разложили, каждый шаг всех участников проследили, а доказать ничего не можем.
– Не принимай близко к сердцу, – пытался успокоить напарника Крячко. – Что-нибудь придумаем.
– Что мы придумаем? Придем к Преснову с диктофоном, накачаем «сывороткой правды» и заставим выложить, как он заказал Ярцева, а потом и Камова? Или объявим Воскобойникову амнистию в обмен на улики против Преснова? – кипятился Лев.
– Давай не будем отчаиваться. Мы уже столько всего сумели нарыть и на Воскобойникова, и на Преснова, что отступать поздно. Где-то они наверняка прокололись, оставили след, только мы на него пока не вышли. У нас еще три дня до полного краха, так что давай не будем тратить их на жалость к себе.
– Мне себя не жалко, я злюсь на идиотов, которые, имея на руках такие козыри, умудрились проиграть партию. Как, скажи на милость, оба – и Камов, и Ярцев – сумели просрать свою жизнь? Ярцев хоть подстраховался, пусть хреново, но хоть так. А Камов? Какого лешего он полез к Преснову, не обезопасив себя? Примера Ярцева ему, видимо, оказалось недостаточно. – Гуров нервно ходил по кабинету, не в состоянии усидеть на месте. – Решил, что уж его-то никто убивать не станет, он ведь в аферах Преснова не участвовал. Да за одно то, что он держал в руках эту папку, Преснов просто обязан был от него избавиться.
– Почему же они не заставили его отдать папку? – задумчиво проговорил Крячко. – Ведь столько дней он был в полной их власти. Почему папка так и осталась лежать в ячейке?
– Какая разница? Не забрали и не забрали. Может, Камов им вообще про нее не сказал.
– Возможно, но тогда чем он собирался их шантажировать?
– Убийством Ярцева, – на автомате выдал Гуров и застыл на месте. – А ведь это возможно. Он не сказал про папку, оставив ее, как пожизненную страховку. На всякий непредвиденный случай. А к Преснову пришел с обвинением в убийстве Ярцева, и тот к его словам отнесся очень серьезно. Такой огород нагородил: похитил адвоката, подослал к следователю мнимую любовницу, подыскал подходящий контингент, в котором Камов затерялся бы, как безвестный труп, не прояви его жена такой настойчивости. Выходит, у Камова были доказательства, что смерть Ярцева никакое не самоубийство. Что это могло быть?
