— Кто спрашивает?
— Для тебя послание.
У меня екнуло сердце, хотя я не думала, что подобная мразь может быть другом брата, и не сказала бы, что в прошлом Роан использовал его в качестве посланника.
— Что?..
— Сдохни, урод.
Его рука взметнулась размытым пятном, и я увидела пистолет.
Я стремительно рванула в сторону.
Послышался оглушающий звук выстрела.
А потом была боль.
И ничего кроме боли.
Глава 3
— Райли?
Такой теплый и знакомый голос, но такой далекий. Недостижимо далекий…
— Райли, скажи, что стряслось?
Несмотря на охватившую меня боль, от вопрошающего нежного голоса по телу разлились волны тепла, обволакивая каждую клеточку моего существа. Должно быть это Куинн. Никто, кроме него не вызывал у меня такой реакции. Но какого черта он делает здесь, вместо того чтобы отираться в коридорах моего дома?
И что он имел в виду, спрашивая «что стряслось»? О, Господи! Да меня же подстрелили! Ведь это было очевидно даже для простейших умов.
Господи, как больно и жжется.
— Пуля серебряная?
Серебряная. Пуля была серебряной, вот почему так больно.
— Вытащи… ее. Быстрее.
Он чертыхнулся. «Как нельзя кстати», — вяло подумала я. Мои глаза отказывались открываться, рука повисла плетью, онемение быстро распространялось по всему телу. Что касается волка, то он не слышал моего сердцебиения, да это уже и не имело значения. Если Куинн в ближайшее время не извлечет пулю из плеча, я стану дохлым щенком.
Я купалась в море огненно-жидкой агонии, то теряя сознание, то приходя в себя. Мое тело пылало огнем и обливалось потом. И все же его голос пробился до меня через пучину боли и вернул в сознание.
— У меня нет ножа. Мне придется воспользоваться зубами. Будет больно.
Тоже мне, открыл Америку! Но слова так и остались не высказанными. Онемение достигло шеи и рта, дышать становилось все трудней.
Моя блузка была разорвана, обнаженной плоти коснулись губы — незначительная ласка, вызвавшая у меня едва заметное подрагивание кожи. И в тот же момент его зубы прижались к моему плечу и глубоко вонзились в плоть. Мои легкие и гортань раздирал пронзительный крик, но, казалось, он застрял где-то в горле, так и не вырвавшись наружу. Его сознание хлынуло в мое, и, словно прохладной нежной рукой, укутало меня, ослабляя боль и гася пламя.
Куинн отстранился от моего плеча, на место зубов пришли пальцы. Сколько бы он ни старался оградить меня от боли во время извлечения пули, страдания были неизбежны. Когда он нащупал пулю и потянул ее, я опять закричала.
Потом пули не стало, огонь потух, а на его место пришла обыкновенная, тупая боль.
Я потянулась к волшебной составляющей моего существа и призвала волка. Сила простерлась вокруг меня, сквозь меня, размывая боль и исцеляя раны. Но как только я вернусь в человеческую форму, умиротворение покинет меня.
К тому времени, как я пришла в себя, забрезжил рассвет.
И почти тот час я «почувствовала» несколько вещей. Моя голова покоилась на чем-то, что походило на твердокаменную плоть, однако остальная часть моего тела лежала на чем-то твердом и неудобном. Мое плечо непрерывно болезненно ныло, жгучей пульсирующей болью, отдавая в предплечье и кисть. Даже если серебро не убивало оборотня, оно могло надолго покалечить. В мою душу закрался страх, стиснул когтями сердце; я быстро пошевелила пальцами. Шевелятся. Я издала тихий вздох облегчения.
На меня повеяло прохладным ветерком, наполненным запахами людей и выхлопных газов, с примесью волнительных ноток сандала, мужчины и грязи. Где-то справа от меня послышался равномерный гул проезжающих машин, и где-то совсем близко грохот отходящего от станции поезда. Судя по всему, я не у себя дома. Хотя в моей квартире слышен шум поездов, но она не ходит ходуном, как это место, когда проносится поезд.
Я открыла глаза и осмотрелась. Комната была маленькой, обшарпанной и захламленной. Слева от меня находилось два зарешеченных окна с выбитыми стеклами, а справа — дверной проем, в котором отсутствовала дверь. Вдоль разрисованных граффити стен стояли деревянные скамейки, а вместо пола был асфальт. Во мне шевельнулось смутное чувство узнавания. Мы находились в забытом богом зале ожидания на железнодорожной станции.
Я немного повернулась, чтобы облегчить боль в плече и поняла, что моя голова покоится на бедре Куинна. Он по-прежнему был одет в пальто, которое я дала ему в то утро и, судя по голым коленям, что мне были видны, на нем больше ничего не было. Учитывая, что он голый, а я вся в крови, просто удивительно, как еще никто не вызвал полицию.
Я подняла взгляд на Куинна. В глубине его темных глаз читалось участие наряду с настороженностью.
— Как ты себя чувствуешь?
— Дерьмово. — Я ухватилась за край сиденья и привела себя в вертикальное положение, отсев подальше от Куинна. — Почему мы здесь? А если буквально, то почему ты здесь?
Он нерешительно произнес:
— Прошлой ночью я следовал за тобой от Управления.
Так значит, это он напугал меня на платформе. Хотя, безусловно, я была напугана не только из-за него.
— А почему ты шел за мной, когда ты вроде бы как должен был дожидаться моего соседа?
С минуту он пристально смотрел на меня, а затем, полуприкрыв глаза, произнес:
— Потому что я не был уверен, что ты была той, кем представилась.
— И с чего ты это решил?
— На меня напали, Роан исчез, а когда я добрался до квартиры Дженсона, неожиданно появляется его соседка, о которой я ничего не знаю.
— Не удивительно, учитывая, что ты много чего не мог вспомнить вчера.
— Верно, — он нерешительно умолк. — Но даже когда память вернулась, я так и не вспомнил, чтобы он говорил о том, что делит с кем-то квартиру.
— И зачем бы ему упоминать о чем-то подобном?
Куинн пожал плечами.
— В течение какого-то времени между нами были приятельские отношения. Мне кажется странным, что он ни разу не обмолвился о соседке.
— Но он так же не упоминал и о тебе, дружище, так что наше недоверие полностью взаимно. — Я размяла плечо, связала узлом остатки блузки, чтобы моя грудь не вываливалась в прореху. Еще один штраф за непристойное обнажение — последнее, что мне требовалось в такой ситуации. — Итак, расскажи-ка, почему мы здесь?
— Мне больше некуда было забрать тебя. Не забывай, я — вампир, и мои возможности ограничены.
— Больница — общественное место.
Он вскинул бровь.
— А я считал, что волки по возможности предпочитают избегать больниц.
