Подъездная аллея вилась сквозь величественные вязы, по обеим сторонам дорожки тянулись ухоженные лужайки. В конце длинной тенистой аллеи передо мной во всей своей красе предстал особняк в староанглийском стиле. Это был поистине прекрасный дом, но мне немного трудно было поверить, что в нем проживает лишь один человек. Очевидно, у Талона было столь много денег, что он не знал, куда их девать.
Я припарковалась перед фасадом дома и вылезла из машины, чувствуя себя крайне неуместно одетой в старую юбку и свитер. Дверь бесшумно открылась, когда я поднялась по ступенькам. Я не успела еще толком переступить порог, как на меня тут же устремился красный луч сканера, предназначенный для поиска и обнаружения оружия.
С жужжанием в мою сторону повернулась камера безопасности, я удивленно вскинула бровь.
— К чему все эти навороты? — спросила я, не сомневаясь, что где-то в холле встроены акустические датчики или микрофоны.
— Миллионеру в наши дни никогда не помешает осторожность. — Хриплый голос Талона, казалось, исходил из воздуха. — Поднимайся по лестнице, первая дверь налево.
Я сделала, как мне было велено. Дверь открылась при моем приближении, и я вошла в комнату, оказавшуюся большим кабинетом, в котором можно было свободно играть в футбол. Стены кабинета были окрашены в холодный, темно-голубой цвет, а интерьер был выдержан в стиле «Хай-тек». Талон сидел за столом в дальнем конце комнаты. На нем не было рубашки, и у меня зародилось подозрение, что брюки он тоже не надел. На столе, справа от него, стояла бутылка шампанского и два фужера.
— Остановись, — тихо велел он.
Его аура захлестнула меня, от ее силы у меня перехватило дыхание и подкосились колени. Талон был олицетворением страсти, желания и вожделения. Я никогда не ощущала ничего столь всесокрушающего в своей жизни. В тот же миг я стала готова для него. Но наряду с этим усилилось и беспокойство, что я ощущала ранее в машине. Проецируемые Талоном эмоции не могли быть естественными.
— Обнажись, — продолжил он неизменно-монотонным голосом.
Я скинула туфли, а затем, под его обжигающим взглядом, соблазнительно двигаясь, сняла свитер, юбку и нижнее белье. К тому моменту, как я закончила раздеваться, уже не только влияние его ауры заставляло меня изнывать от желания, но и мое собственное вожделение.
Талон сделал глубокий, прерывистый вдох, а затем потянулся за шампанским и наполнил фужеры.
— Подойди к столу.
Я направилась к нему, вызывающе виляя бедрами. Чем ближе я становилась, тем сильнее ощущалось его обжигающее желание, пока оно не накрыло мое сознание подобно ударной волне, вызвав у меня головокружение.
Талон толкнул мне фужер по хромированной столешнице.
— До дна.
— Тебе не нужно меня спаивать, чтобы пуститься во все тяжкие.
— Это самое лучшее шампанское, которое ты когда-нибудь пробовала и оно скрасит сегодняшний вечер, который я устроил для нас.
В его словах не было ничего обольстительного, это была констатация факта, в силу которой мне не оставалось никакого выбора. И хотя Талон возбуждал меня все сильнее, предчувствие неведомой всевозрастающей беды вызывало в глубине души все большое беспокойство.
— Я должна быть на работе в девять.
— Тогда, ты моя до восьми тридцати.
Я не сдержала улыбки. Учитывая страсть, что он проецировал, следующие полтора часа будут сплошным диким траханьем. Я взяла шампанское, мы звонко чокнулись и синхронно осушили фужеры. Возможно это и наилучшее шампанское, которое когда-либо производили, но «провалилось» оно как дешевое поило и лишь усилило ощущение гула в моей голове.
Талон предложил мне выпить еще один фужер, но я, покачав головой, отказалась, понимая, что от второго фужера меня может вырвать.
Он нажал неприметную кнопку на столе. Рядом со мной открылся ящик, и показалась папка.
— Твоя информация о «Вечерня» и ее владельце. Но ознакомиться с ней ты сможешь позже. А сейчас, я хочу тебя. Иди сюда, волчонок.
В этот момент я почувствовала себя подобно ягненку, оказавшемуся один на один с очень большим и голодным волком, и впервые за свою жизнь я засомневалась, что мне действительно нравится это ощущение. Иначе говоря, я не была уверена, что мне хочется находиться в этом месте с этим мужчиной.
А может это просто шампанское ударило мне в голову больше, чем я полагала?
Я сглотнула, чтобы облегчить жжение в горле и, пошатываясь, обошла стол. Золотистое тело Талона мерцало в мягком свете ламп, и я почувствовала, как меня окутывает желание, смешиваясь с беспокойством и… нежеланием. На его лице не читалось никаких эмоций, в его глазах не было ничего, кроме похоти, а его фаллос казался поистине огромным. Огромным и расплывчатым. Я моргнула, но казалось, это не помогло прояснить мое неожиданно затуманившееся зрение. Талон схватил меня за руку и опрокинул на стол. Как только я ударилась ягодицами о холодный металл, он развел мои ноги и одним толчком, грубо вошел в меня, гораздо глубже и жестче, чем он когда-либо это делал. Я застонала, оказавшись на грани между болью и наслаждением, когда Талон начал неистово входить в меня. Вокруг меня витали его запах и жар, окутывая удушливой волной и пробираясь внутрь, от чего мой лоб покрылся испариной. От шампанского крутило желудок, я понимала, что меня вырвет, если Талон не замедлит темп.
— Талон, остановись.
Он схватил меня, впившись пальцами в бедра, и продолжил входить, его толчки сделались дикими и неумолимыми, заставляя принимать неистовое давление его тела. Даже волку внутри меня уже начинало не нравиться происходящее. Я схватила Талона за руки, намериваясь столкнуть его с себя, но в тот же миг почувствовала слабость, а в голове возник странный гул, мешающий сосредоточиться. Хуже того, мне стало казаться, что освещение и кабинет начинают блекнуть и растворяться, превращаясь в ничто и пропадая из бытия.
Талон достиг кульминации, и это было последнее, что я отчетливо помнила.
Глава 5
Я приходила в себя и вновь теряла сознание, словно запутавшись в обрывках мыслей, чувств и сновидений. Вокруг меня витали голоса. Освещение, не уступающее по своей яркости солнцу, нестерпимо резало глаза. Что-то резануло по моей руке, я почувствовала обжигающе острую боль. Вслед за этим, я ощутила холодное прикосновение к животу, словно кубик льда скользил по коже, не задерживаясь долго на одном месте. Боль в руке ослабла. А затем, в течение какого-то времени, не было ничего, кроме тьмы.
Когда обрывки видений стали постепенно возвращаться, они сложились в единую картину: я лежу на шелке, извиваюсь и издаю стоны, мое удовольствие нарастает, кожа пылает, тело напряжено в томление и жажде волны пьянящего наслаждения. Меня гладят руки. Меня наполняет жар. Я вся дрожу под этим безжалостным натиском, и не в силах даже дышать, потому что непреодолимое желание достичь кульминации гораздо сильнее всех прочих потребностей.
