— Он говорил, что в прошлом сотрудничал с Мишей. — Талон был так уверен в своем успехе, что выболтал гораздо больше, чем следовало. — И еще он сказал, что не несет ответственности за тех двух мужиков, которые похитили меня, и что за всем этим стоит некто, кого я по всей видимости хорошо знаю.
— Да, а еще он был весьма разговорчив за последний час или около того.
Я бы поспорила, что он это делал не на добровольных началах.
— Так что же он рассказал?
Джек замялся.
— Идея оплодотворить тебя — всецело его.
— Ничего удивительного.
Мой босс согласно кивнул:
— Нет, но по-видимому, это происходило не в течение года, а значительно дольше. ARC1-23 — не первый препарат, способствующий зачатию, который он опробовал на тебе. Хотя, все остальные были легальными.
Выходит, это отсутствие успешных результатов вынудило его прибегнуть к другим препаратам. Значит, я на самом деле могу быть бесплодной, как опасались врачи. Я закрыла глаза, не совсем понимая, что чувствую, несмотря на подступивший к горлу ком.
— Так почему это не выяснилось во время моей шестимесячной проверки?
Джек скривился:
— Я проверил, эти препараты были в твоей крови. Но лекарства от бесплодия не подлежат регистрационному списку, поэтому их никогда не вносили в итоговый отчет.
— Полагаю, что мне это еще аукнется?
От моего сухого тона Джек поморщился.
— Нечто неординарное может проявиться в дальнейшем.
Хотя, возможно, это был тот случай, когда «колотись, бейся, а все надейся».
— Ах, да, — презрительно продолжил Джек, — желание Талона создать сверх-вервольфа довольно забавно, учитывая, что он не совсем волк.
— Что-о?! — я вытаращила на него глаза.
— Он дампир, как и ты.
— Талон говорил, что он вервольф.
— Он и сейчас на этом настаивает. А наши тесты показывают обратное.
Это так похоже на Талона — считать себя верхом совершенства волчьей расы.
— Что если Талон — образец того, чего можно достичь, тогда почему же сейчас все пошло наперекосяк?
— Потому что его отец был очень могущественным и очень богатым фармазоном, продолжающим работать над собственными трудами, большая часть которых была утеряна во время пожара, уничтожившего лабораторию и забравшего его жизнь.
— Это говорит о том, что Талон, возможно, не просто успешное создание.
— Именно.
— И, может быть, одного или нескольких из таких созданий пытаются воссоздать в другой лаборатории. — Которая, возможно, именуется, а возможно и нет, «Либраска».
Джек улыбнулся мне одной из своих довольных улыбок, но я была слишком уставшей, чтобы разозлиться на него.
— Все это вы выудили из его мыслей? — спросила я.
— И из файлов в его кабинете. Многие из них принадлежат его отцу.
— Выходит, ты в курсе на кого работает Талон?
— Нет, — скривился Джек. — Эта часть его воспоминаний была стерта. Кто-то, обладающий мощнейшими парапсихологическими способностями, поработал над ним в течение последних сорока восьми часов. Он рассказывает лишь то, что ему сказали говорить.
— Тогда почему же он был так болтлив?
— Стирание прошло не так успешно, как на то рассчитывали.
— К тому же, это говорит о том, что они были готовы пожертвовать Талоном — частью своих разработок.
— Куинн подбирался все ближе, как и мы. Этот проект, скорее всего, становился слишком опасным, чтобы за него держаться.
В этом был смысл.
— А что на счет Миши? Замешан ли он, как думаешь?
— Думаю, что без него тут определенно не обошлось, но вот управляет ли им кто-то? Мне так не кажется, особенно учитывая его явную готовность не препятствовать нашему расследованию. — Джек посмотрел на меня: — Если Талон прав, и этот некто знаком тебе, тогда ему тоже может быть известно кем ты являешься.
— Больше никто не знает, кто мы такие.
— Я знаю. Куинн знает. Лиандер в курсе.
— Ты хочешь, чтобы я стала стражем, Лиандер любит Роана и по этой же причине не позволил бы упасть волоску с моей головы, а Куинн не станет использовать того, кого знает вечность, в качестве матрицы клонов.
Джек натянуто улыбнулся:
— Все верно. Но если Талон говорит правду, а стоящий за всем этим некто хорошее тебе знаком, тогда добраться до истины будет не так уж и сложно, как тебе кажется.
Я нахмурилась.
— Но это бессмыслица какая-то. Я хочу сказать, что если все это время они знали что я такое, тогда зачем выжидали до прошлой недели? Зачем посылали стрелка? Зачем проводили тесты надо мной? Или посылали тех двух «нечто», чтобы похитить меня? И почему их любопытство вызвало мое наследие, а Роана, по всей видимости, нет?
Он пожал плечами.
— Я правда не знаю.
— А я-то думала, что Управление знает обо всем.
— Так и будет. В конечном счете.
Здорово. А между тем я застряла посреди всего этого, не в силах ничего поделать, кроме как продолжать участвовать в расследование — сколь сильно бы мне не хотелось обратного. Я снова закрыла глаза и задала единственный вопрос, на который мне, на самом деле, не хотелось знать ответ:
— Так какие же наши следующие шаги?
— Миша — все что у нас есть в настоящий момент.
— Ты не можешь так говорить, пока не проверишь все файлы в лаборатории.
— Верно.
— Я не хочу больше иметь никаких дел с Мишей.
— Знаю.
— В таком случае не проси меня об этом.
— Не буду. Но тебе следует спросить себя, были ли у тебя отношения с партнером, которому ты могла доверять и мог ли он быть подсадной уткой.
Я все это знала. Знала, что действительно не хочу ничего делать и распаляюсь в пустую, потому что по правде сказать, мне хотелось оставить все в прошлом. Мне просто не хотелось, чтобы Джек решил, что ему дозволено управлять моим будущим. Не хотелось, чтобы он решил, что я легко ему достанусь.
— Я не стану стражем.
Но возможно, уже было слишком поздно, и мы оба об этом знали.
— Райли, если бы у меня был хоть какой-то другой выбор, я бы не попросил тебя об этом.
— Не пытайся меня обмануть, Джек. Не в этот раз, — тихо фыркнула я.
Криво улыбнувшись, он произнес:
— На этот раз, это правда. Кто бы за всем этим не стоял, очевидно, что он проник в Управление. Я понятия не имею, кого еще туда заслали, кроме Алана Брауна и Готье. Все сотрудники в том списке, что вы нашли в кабинете Брауна, мертвы, а на проверку всего, над чем они работали, требуется время. И выходит, что этот Миша, наш единственный ныне здравствующий источник информации. Если мы попытаемся кого-то еще пустить по его следу или уложить к нему в постель, они будут знать, что мы вышли на него.
