– Анна. Ты открываешь новые источники и наделяешь силой всех ведунов. За тобой вся мощь империи, и я лишь малая песчинка в стене этой крепости. Но всё, что от меня зависит, я сделаю.
– А про любовь что-нибудь расскажешь? – негромко произнесла лукавая Любава и будто бы в смущении прикрылась кончиком платка, наброшенного на плечи.
– Про любовь? – Горыня улыбнулся. – Так я и не знаю про неё ничего. А говорить о том, чего не знаешь, могут или глупцы, или политики. Но вот с каждой из вас мне было хорошо. И не только тогда, когда мы были близки. Но и когда просто гуляли, говорили. Хорошо, спокойно, и я не чувствую никого из вас как чужого человека. Могу узнать любую из вас по запаху, по звуку шагов. Знаю, что любит каждая из вас, и знаю, чего не любит. Ещё, наверное, многого не знаю, но тут всё в ваших руках.
Из комнаты он вышел уставшим, словно целый день таскал железо, и, прислонившись к прохладной стене, некоторое время приходил в себя, а когда открыл глаза, обнаружил, что метрах в пяти стоит князь Васильчиков.
– Государь просил поинтересоваться результатом, – пояснил он своё присутствие.
– Да ворон его знает. – Горыня пожал плечами. – Вроде нормально поговорили, но что они там у себя в голове решили? – Он вздохнул и отлип от стены. – Пойду, посмотрю, как там дела у отца с Машей. А то бросил их…
– Хорошо. – Князь кивнул. – Если что узнаю, пришлю человека. И… спасибо тебе за деток. Мы этих пропащих где только ни искали. А они все здесь, под боком. Охотники, кстати, тебе новое имя придумали. – Он широко улыбнулся. – Вакула Ижорский сказанул что-то вроде: «Чисто сработано, как доктор прошёл», ну и все подхватили. Теперь тебя у охотников иначе чем «доктор» не называют.
В зал Горыня вышел пусть и в глубокой задумчивости, но уже натянув на лицо маску спокойствия и уверенности, которой вовсе не испытывал, собираясь жениться сразу на пяти совсем непростых девицах. В прошлой жизни ему очень не везло с женщинами. Относительно нормальную семью удалось создать лишь один раз, и основой её была не любовь, а взаимное уважение и внимание к интересам друг друга. Тоже немало, но нынешняя ситуация выбивала его из колеи начисто.
Из размышлений его вывел незнакомец в роскошном алом, словно женском, камзоле, расшитом золотом и жемчугом, и с золочёной парадной шпажкой на роскошном бархатном поясе старшего магистра. Незнакомец щеголял длинными седыми волосами, забранными в косицу, и имел взгляд снайпера, высматривающего цель из-под густых и косматых бровей.
– Позвольте представиться, глава посольства ордена Песочных Часов, Луи д’Альбер. – Он церемонно поклонился, придерживая рукой шляпу-треуголку, обшитую брабантским кружевом.
– Старший советник Личной Государевой Канцелярии княжич Стародубский. – Горыня в ответ коротко поклонился. – Чем обязан интересу столь могущественного ордена к своей скромной персоне, господин старший магистр?
– Вы скромны, что делает вам честь, господин старший советник. – Д’Альбер рассмеялся негромким, но приятным смехом и, доверительно взяв Горыню под локоток, повёл его к столам. – Вы так молоды, но уже занимаете столь высокое положение при троне крупнейшей мировой державы. А ещё у вас на груди столь впечатляющая коллекция военных орденов, что я просто не мог пройти мимо и не познакомиться со столь блестящим представителем молодого поколения России. Старики, увы и ах, косны и недальновидны, а вот молодёжь, наоборот, устремлена в будущее. Ей открыты все тайны мира, и для них нет ничего невозможного. Именно молодёжь двигает вперёд человечество.
– Молодёжь, не стоящая на плечах стариков, мало что стоит. – Горыня улыбнулся простоте нравов посла. Вот так вот, среди толпы прихлебателей и наблюдателей, подбивать клинья к чиновнику высокого ранга…
– О! Прекрасно сказано! – Д’Альбер широко улыбнулся. – Что ж, вижу, что слухи о вашем уме ничуть не преувеличивали. Позволено ли будет мне поинтересоваться, какое образование вы собираетесь получить? Если философское или инженерное, могу порекомендовать несколько превосходных учебных заведений, где есть все возможности для совершенствования столь яркого таланта, как ваш.
– Заведения, конечно же, европейские? – Горыня усмехнулся.
– Но ведь всем известно, что философская школа Европы сильнейшая в мире! А европейские инженеры приняты ко дворам всех просвещённых правителей! – воскликнул дипломат, останавливаясь возле стола с винами и закусками.
– Философия… – Горыня покачал головой, глядя, как ловко д’Альбер разливает вино в два бокала, и, отрицательно кивнув, взял чашу и наполнил её прозрачным словно слеза берёзовым соком. – Философия – просто набор инструментов, позволяющий размышлять и делать выводы. А в любом инструменте важнее не качество оного, а способности того, кто им владеет. Это, конечно, важно и в любых других видах человеческой деятельности, но в философии – фактор личности наибольший. Итак, что же получается? Любая философская кафедра это всего лишь способ привлечения и приручения людей умных от природы, чтобы по возможности использовать их в своих целях, либо для обеспечения невозможности их использования другими. И если от отъезда толкового инженера вреда будет немного, инженеру нужны и станки, и общий уровень материальной культуры, и соответствующая интеллектуальная поддержка, то с философом всё проще. Бумага, карандаш, дом с красивым садом, и женщина, которая за всем этим будет следить. А в результате – новые пути развития цивилизации или ещё что-нибудь столь же разрушительное. Ваше здоровье. – Горыня поднял чашу и в несколько длинных глотков осушил её. – И возвращаясь к вашему предложению. Инструменты познания широко известны, а садиков с домами и покладистых женщин полно в любой точке мира. Так что Европа в этом смысле ничем не выделяется.
– А общение с себе подобными? – не сдавался д’Альбер. – Окружение – это тоже очень значимый фактор.
– Тогда почему все великие философы одиноки и предпочитают общаться письмами? – Горыня улыбнулся. – И кстати, это справедливо для всех стран, кроме России. Только здесь при ведовских школах действуют центры обмена знаниями, что очень помогает именно в научных исследованиях. Вон там, у выхода в танцевальный зал, видите? Великий Михайло Ломоносов беседует с группой молодых людей, среди которых и военные, и ведуны, и выборные от общин. А ваши философы делятся знаниями с крестьянами?
– Но вы забыли ещё один очень важный момент. – Д’Альбер отпил крошечный глоток из своего бокала и, видимо найдя вино вполне годным, приложился уже куда основательнее. – Императорская стипендия для учёных весьма велика…
– Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не думать о хлебе насущном, – отмахнулся Горыня.
– Так что же вам надо? – Дипломат внимательно посмотрел в глаза Горыне.
– А у меня всё есть. – Горыня также прямо посмотрел на д’Альбера. – Слава, женщины, деньги, всё это у меня есть, или будет, в любом количестве, только протяни руку. Но самое главное, у меня есть дело. Важное. Огромное. Интересное, до дрожи в кулаках, и бесконечное, как само время. Дело, которое возвышает мою честь и даёт смысл жизни. – Он улыбнулся. – Защищать, строить и делать лучше мою страну. А всё, что вы можете мне предложить, это быть чужаком за тридцать сребреников и утешать себя мыслью о том, какой ты умный и как ловко ты выбрал другую родину.
