Но никаких казусов не произошло. Чаши девиц поочерёдно окутывались разноцветными искрами, и в них появлялась мягко светящаяся вода.
Горыня для дара приготовил не золото и не драгоценные камни, как предлагали Михайло и князь Стародубский, а одинаковые, словно монеты, бляшки ванадия, полученного с его помощью в лабораториях Кропоткина
[11].
Ванадий был остро необходим самому Горыне и для производства новых двигателей, и для сотен других нужд, но княжич сам встал к тиглю и договорился с волхвами, что чистили для него руду и выделяли металл, для того, чтобы дар соответствовал случаю.
Подойдя к ступеням последним, Горыня протянул чашу, и мгновенно в храме стало светлее.
Со скрипом и хрустом сидевшая на троне фигура сначала встала, подняв облако пыли, а затем, огромная, в два человеческих роста статуя сошла по ступеням вниз, сразу уменьшившись до нормальной высоты. Раскрашенные суриком и белилами одежды, в которые была облачена статуя, превратились в белую шёлковую рубаху и широкие белые штаны, подпоясанные сверкающим, словно расплавленное золото, тонким пояском.
– Ты не скупишься, воин, – громко прозвучал в полной тишине голос, густой и тяжёлый, будто громовые раскаты. – Я помню твой первый дар, когда ты отдал самое дорогое, что у тебя было. И сейчас ты сделал дар, цены которого, может, и не понимаешь. – Рука древнего божества коснулась слитков, и они словно ртуть в золото впитались в тело. Род вздохнул, и от его вздоха задрожали витражи в окнах храма.
– Дары от Макоши и Мары получишь своим чередом. А от меня какой дар хочешь?
– Не для мены я принёс своё подношение тебе. – Горыня твёрдо и спокойно посмотрел в глаза Роду и ещё раз поклонился. – Пусть на то будет воля твоя.
– Так тому и быть. – Род улыбнулся, как-то по-хитрому взглянул на Горыню и провёл рукой в воздухе на уровне глаз, оставляя за пальцами светящийся след, который словно змейка влетел в Горыню, оставив на лбу светящееся пятно, которое быстро погасло.
Горыня был несколько удивлен происшедшим, несмотря на знакомство с богами этого мира, а попавшие на церемонию родственники и близкие просто пребывали в шоке от такого видения.
Может быть, в силу этого, а может, по другой причине, всё последующее действие прошло мимо княжича, словно титры неинтересного фильма. Завершение обряда на берегу Аузы, где он с жёнами бросил в воду венчальные пояса и специально изготовленные кольца, и пир в Большом зале Кремлёвского дворца запомнился лишь зрелищем засветившейся реки и огромным, во весь стол, пирогом, которым для начала потчевали всех гостей.
Огромный восьмимоторный воздухолёт «Вещий Олег» рассекал небо, негромко гудя механизмами и шелестя на встречном потоке алюминиевой обшивкой. Горыня, который строил этот корабль как центр управления боем, озаботился и удобными каютами, и обзорной палубой, совмещённой со штабным залом, и даже душевыми. Но сейчас на борту было лишь два десятка офицеров, летевших в штаб Южного войска, его личный десяток да сто тонн особых грузов для войск, расположенных в Тавриде.
Двухсотпятидесятиметровый дирижабль сопровождали пять кораблей поменьше, но двигались все ходко, не экономя на топливе.
Несмотря на первоначальное отчуждение между офицерами и Горыней, через пару дней он перезнакомился со всеми и установил спокойные деловые отношения, убедив их в том, что не собирается ни под кого копать и вообще летит в действующее войско не для интриг. Оставался ещё немаловажный вопрос, как его встретит князь Багратион, но эти сложности нужно было разрешать по мере поступления. Пока что Горыня любовался видами с широкой обзорной палубы воздухолёта и работал с картами Севастопольского укрепрайона, где были обозначены укрепления, уже возведённые Тотлебеном.
До войны оставалось совсем немного времени. Дипломатическая почта уже доставила ультиматум, подписанный главами европейских держав, объединённая эскадра прошла проливы и готовилась встать под загрузку войсками в устье Дуная, а это значило, что максимум через месяц заговорят пушки.
Самолёты и воздухолёт «Русь» должны были выдвинуться к фронту в скрытном режиме, чтобы максимально затруднить принятие контрмер. А для помощи в возведении укреплений вполне годились два десятка воздухолётов, оснащённых лебёдками и подъёмными механизмами.
– Волнуетесь, Горыня Григорьевич? – Вошедший на палубу командир инженерной бригады генерал-инженер Проскурин, летавший в Москву за какой-то служебной надобностью, подошёл и встал рядом.
– Да. – Княжич кивнул, признавая очевидное. – Очень много новой техники в войсках. И хотя всё обкатали на полигонах, и вроде даже пропустили артиллеристов через учебки, всё равно душа не на месте. Как-то всё оно в реальном бою?
– Это ведь у вас первая кампания?
– Ну, можно сказать и так. – Горыня усмехнулся. – В самом начале службы была небольшая заварушка у крепости Отрадная, но на большую кавказскую войну я уже не попал.
Проскурин улыбнулся. «Солдатский телеграф» мгновенно разнёс весть о разгроме крупнейшей турецкой банды на Кавказе, что сильно подняло боевой дух войск, а имя Горыни Стародубского тогда в первый раз стало мелькать в разговорах.
– Славное дело. – Генерал кивнул. – Но долгая кампания – совсем другая история. Придётся вгрызаться в землю-матушку изо всех сил. Уж очень серьёзная армия на нас идёт. И я обратил внимание на карты, с которыми вы работаете… Что за углы, которыми вы помечаете артиллерийские позиции? Для секторов обстрела пушек что-то многовато берёте.
– Пушки новые, – пояснил Горыня. – На поворотных лафетах, с повышенной точностью и увеличенной дальностью стрельбы. Кроме того, мощь даже двадцатилинейной пушки не ниже сорокалинейки образца двадцать восьмого года
[12], а пятидесятилинейную и сравнить-то не с чем. Другая начинка, другая оболочка, другой взрыватель. Мы везём с собой пять таких пушек с боеприпасом, а основная часть оружия придёт вторым и третьим рейсом воздухолётов. Всего полагаю разместить сто тридцать двенадцатилинейных, пятьдесят тридцатилинейных и десять пятидесятилинейных пушек
[13] на господствующих позициях. Это сразу даст подавляющее огневое преимущество и позволит срывать вражеские перегруппировки войск. Но главная надежда всё равно на воздушный флот.
– Вы это только Эдуарду Ивановичу Тотлебену не говорите. – Проскурин рассмеялся. – Хотя без него всё равно ни одна лопата земли не будет брошена.
– Договоримся, я думаю. – Горыня улыбнулся. – Цель-то у нас одна.
Штаб Южного войска, расквартированный в Симферополе, гудел словно потревоженный улей. Вестовые, штабные офицеры, казаки охранных сотен и пара курьерских воздухолётов находились в постоянном осмысленном движении, всё бурлило предвкушением хорошей драки. Горыня, переодевшийся для такого случая в парадный мундир, поспешил представиться командующему войском неведнику Петру Ивановичу Багратиону, который, несмотря на девяностолетний возраст, был крепок, быстр и даже внешне не обладал никакими старческими признаками, что, конечно, прежде всего, было выдающимся достижением волхвов-целителей.
