Тяжёлая гулкая очередь хлестанула по холму, вспучивая фонтаны разрывов, встававших один за другим, ровно, словно по линейке. Сначала справа налево, а потом сверху вниз, образовав на склоне почти идеальный крест.
– Да… Много я всякого слышал о государевой канцелярии, но такое, признаюсь, вижу впервые. – Тотлебен опустил бинокль и широко улыбнулся. – Горыня Григорьевич, предлагаю по сему случаю отобедать у меня, чем Род послал, и заодно обсудить будущую диспозицию.
Переделав вдвоём за одну ночь расположение артиллерийских позиций и частично схему обороны, со следующего утра начали установку пушек и рытьё дополнительных окопов, так как Тотлебен категорически настоял на дополнительном пехотном прикрытии столь ценных батарей.
Вызов из ставки командующего пришёл на пятый день непрерывных работ, когда в целом оборона была уже выстроена, артиллеристы обживались на позициях, даже сделав запасы воды и еды согласно предписанным нормам.
Полсотни километров до ставки Горыня решил проделать верхом, благо погода благоприятствовала, а Обжора уже слегка застоялся. Вместе со своим десятком, щеголявшим уже не в форме поместного войска, а в мундирах Государевой Канцелярии, двинул в путь по дороге, которую уже закончили ремонтировать, превратив если не в шоссе, то в очень пристойную двухполосную дорогу.
Ставка Багратиона деловито шумела, перемалывая донесения, сводки и синхронизируя полумиллионную группировку Южного войска. Всё ещё прибывали подкрепления, везли воинские припасы, и всё это нужно было расставить, правильно применить и выдать непротиворечивые указания. Слава местным богам, что продолжительность жизни в среднем была куда больше ста лет, и для большинства офицеров это была далеко не первая война.
Стоило Горыне появиться в приёмной, как дежурный адъютант сразу же проводил его в кабинет командующего, а тот в свою очередь попросил работавших у карты офицеров выйти.
– Горыня Григорьевич, – Багратион крепко пожал руку княжичу и кивнул, разрешая сесть. – У меня для вас важные новости. К нам, в Южное войско, летит Макошин круг великой княжны Анны. Я знаю о ваших сложных взаимоотношениях, но сразу хочу сказать, что благословение ваших супруг очень важно для всех нас.
– Да пусть прилетают. – Горыня пожал плечами. – Делов-то. У меня свои заботы, у них свои. Охрана там вполне приличная, так что, думаю, проблем не будет.
– Да, охрана у них своя, – кивнул князь. задумчиво глядя на Горыню, – Но я хотел бы попросить вас о личном одолжении. – Командующий помолчал и, не дождавшись вопроса, произнёс: – Качество благословения сильно зависит от духовного состояния берегинь. Может, отложите хотя бы на пару дней ваши разногласия и поможете им? Не за себя прошу, за солдатиков. Многим это жизнь спасёт. Очень многим.
– Да нет, по сути, никаких разногласий, – неохотно ответил княжич. – Вообще вся эта история со свадьбой была моей дуростью и ошибкой. И вот эта ошибка и вылезает всем нам теперь боком. Но вы, Пётр Иванович, не переживайте. Всё, что от меня зависит, я сделаю.
Встречали воздухолёт императорской семьи с помпой. Оркестр, ковровая дорожка, расстеленная прямо в пыли, и почётный караул из казаков и гвардейцев по обе стороны прохода.
Чётко зависнув над площадкой, «Буревестник» – воздушная яхта императорской фамилии, развернув винты, мягко прижался к земле и сразу же откинул широкую дверцу, которая превратилась в сходни. Все пять жён Горыни, одетые в относительно скромные шёлковые платья, всех оттенков синего цвета, чинно спустились к дорожке и пошли к встречающим, одаривая гвардейцев и казаков улыбками.
– Рад приветствовать вас, великая княжна, и ваших сестёр на земле Юга России. – Багратион по-военному был краток. и уже через полчаса вся процессия сидела за праздничным столом в зале Сословного собрания Таврической губернии. Горыню, как мужа, посадили в самый центр, а справа и слева уселись весело улыбающиеся жёны.
Сам Горыня старался вести себя как можно более раскованно. Шутил и отвечал смехом на шутки других участников застолья, поднимал бокалы за здравие своих жён и за силу русского войска, а когда перешли в музыкальный салон, даже спел одну песню, к удовольствию всех присутствующих.
Расходились, уже когда заходящее солнце сменило цвет с золотого на багряный, а перед домом, где разместили дорогих гостей, зажглись фонари.
Пока в спальне и прилегающих комнатах царила какая-то нездоровая суета, Горыня успел вымыться в довольно приличной ванной с магическим подогревом воды и переоделся в простые штаны и рубаху.
Дом, ранее принадлежавший купцу первой гильдии Орешкину, был выкуплен казной и сейчас числился как гостевые покои Сословного собрания, что не помешало ему, в смысле дому, сохранить красивую резную мебель и богатую библиотеку.
Здесь его и нашла Лиза, тихонько проскользнувшая в приоткрытую дверь, словно котёнок. Она молча присела на пол у кресла, в котором сидел Горыня, и так же молча положила голову ему на колени.
Стоило Горыне шевельнуться, Лиза словно отмерла и, подняв голову, произнесла:
– Только не гони меня, Горынюшка. Знаю, миленький, что сложно с нами, да и ты орёл непокорный. Но вот такого мы у Макоши и просили. Тебя просили. Прости нас, дур глуподырых.
Взгляд Горыни упал на огромные глаза Лизы, в которых было столько всего, что сердце сразу дало сбой, захлебнувшись от накатившей нежности. Он коснулся волос Лизы и, взяв её руку, коснулся губами пальчиков, пахнущих травами и степью.
– Пойдём. – Лиза поднялась и, взяв Горыню за руку, легонько потянула за собой.
Все двадцать воинов десятка Лутони Железнова, плюс пятнадцать бойцов под командованием Дубыни Горицкого, сидели на заднем дворе дома плотным кружком возле начинающего закипать котла, где варился сбитень.
Гости компании – старший урядник Петро Ковыль, уже расставивший своих пластунов вокруг дома, и капитан гренадёрской роты, обеспечивавший внешнее кольцо охранения, сидели здесь же, спокойно и несколько расслабленно наблюдая за игрой языков пламени.
– А что, господа десятники, сговорится княжич Стародубский с жёнами али нет? Говорят, нет меж ними согласия. – Казак, не страдавший излишней деликатностью, задал вопрос, ответ на который хотели бы знать очень многие.
Были вполне живы и здоровы ветераны, помнившие благословение Макошиного круга перед битвами в прошедшую войну и силу, которую это благословение давало. Раны тогда заживали намного быстрее, усталость проходила после пары часов сна, а пули, как казалось, и вовсе обходили стороной. Поэтому вопрос о благости настроения берегинь был вовсе не праздным.
– Да кто его знает. – Дубыня, голыми руками переломив толстый чурбачок, подбросил половинки в огонь. – Сильно, видать, осерчал Горынюшка на жён своих бестолковых.
– Ну, поговори мне тут… – вступился Лутоня за Анну, которую знал с момента рождения.
– Не нукай, не запряг, – беззлобно отмахнулся Дубыня. – Я тебе так скажу, Лутоня. Вот сколько девок ни было с княжичем, все от одного взгляда его млели, а как с утра от него шли, так словно над землёй летели, ногами матушки не касаясь. Знал он, как душу девичью успокоить да радость подарить. То не каждому дано, а вот ему, наверное, Макошь отмерила полной чашей. Да и явление Рода в храме сам видел, вот этими вот глазами. Чем уж он поклонился Батюшке, не знаю, но дар тот по сердцу пришёлся. И ежели княжнам он не по нраву, так неча его было в мужья брать.
