От собственных мыслей Улю передернуло. Когда она успела стать такой равнодушно-злой? Такой безотчетно-циничной. Она перевела взгляд на соседнее объявление. Ярко-желтая бумажка, кричащий призыв «записаться на ноготки». Уля так и представила, как особ, клюнувших на пять восклицательных знаков, встречает поехавшая маникюрша с острыми, обляпанными засохшей кровью щипчиками.
Ее нервный смешок заставил разговаривающую парочку обернуться. Уля выдавила из себя слабую улыбку и закрыла глаза. Нечего было медлить. В доме ее отца сейчас медленно, но верно умирал Рэм, которого она, кажется, пообещала спасти. Себе-то точно пообещала.
Темнота встретила ее податливым, живым объятием. Если время в квартире казалось Уле застывшей манной кашей, то тьма под веками была мягкой, услужливой тарелкой чего-то упоительно травяного. Сейчас Уле сложно было поверить, что темнота эта пугала ее когда-то, что она бежала от тьмы, как от врага. Но разве может быть врагом тот, кто встречает тебя так радостно? Разве может быть врагом стихийная сила? Пусть и повязанная со смертью. Нет, умение видеть смерть – не крест и не дар. Это возможность. Еще одно измерение, в которое ее, Улю, почему-то впустили.
А вот поступки тех, кто смотрит во тьму, – другое дело. Это они делают полынь гнетом. Это они обращают возможность в беду. Гус, кем бы он ни был, должен был не заманивать в свои сети меченых, а учить их жить с полынью в ладу. Может, даже помогать тем, кто обречен на глупую, несуразную смерть. Уля до сих пор верила в эту возможность. Иначе зачем в устройстве мира задумана эта лазейка, пахнущая так горько, дающая так много?
Но не время было думать об этом. Ульяна сделала первый глоток полынного духа, и тьма тут же рассеялась, наполнилась смутными тенями. Самая яркая из них сидела на лавочке перед Улей. Кто-то из этих общительных людей совсем скоро умрет. Вдруг – решив принять смерть во имя любви? Ульяна вдохнула еще раз и открыла глаза. Мужчина продолжал смотреть на нее равнодушно, но изучающе. Желтоватые белки, испещренные змейками лопнувших капилляров, блеклая радужка, черные точки зрачков. Взгляд скользил по Уле, ненадолго задерживаясь на грязных пятнах, которыми была украшена ее куртка.
– Ну же, покажись мне, – неслышно шепнула Ульяна.
Мир чуть покачнулся, воздух наполнился горьким привкусом туманного поля. Теперь Уля знала, почему смерть пахнет именно так, и знание это примиряло ее с горечью, пронизывающей все вокруг. Грязная улица тем временем сменилась тесной палатой. В углу примостилась кровать, над ней нависали аппараты, что-то жужжало и попискивало. Мужчина с остановки лежал, укрытый белым одеялом. Его дыхание становилось все тяжелее, аппараты пищали все отчаяннее до тех пор, пока хрип не сменился тишиной, а писк – надсадным визгом. Пациент умер. Ничего необычного. И уж точно не во имя любви, а от банальной старости. Никакого тебе полынного страха смерти. Просто конец, до которого, впрочем, ему оставалось еще с десяток лет.
Уля позволила тьме обступить себя, стирая картинку, и открыла глаза. Мужчина уже отвел взгляд, слушая собеседницу, которая принялась активно жестикулировать, с упоением рассказывая про какую-то Лидочку из офиса на Ордынке. Смотреть на Улю она определенно не хотела. Но проступающая тень принадлежала ей, поэтому Ульяна сделала шаг вперед и обратилась к сидящим.
– Не подскажете, а четыреста сорок второй здесь останавливается? – наобум спросила она, выискивая номер маршрута на стойке с расписанием.
Женщина осеклась и повернулась на голос – почти прозрачные голубоватые глаза в обрамлении густо накрашенных ресниц. Наверное, когда-то она была настоящей красоткой. Но время сыграло с ней злую шутку. Кожа потускнела, щеки обвисли, под глазами набухли мешки. Было заметно, что женщина пытается остановить старение, но получается не слишком хорошо.
Уля с жалостью посмотрела в ее глаза. Полынь хлынула тяжелым потоком. В этот раз смерть будет дарована не временем, поняла Уля. Заказанные по Интернету чаи для похудения изрешетят печень, кожа станет желтой, ноги опухнут, как только вслед за печенью откажут и почки. Но признаться врачам, в чем же все-таки дело, она так и не сумеет. Когда они догадаются сами, будет слишком поздно. И женщина с красивым именем Елизавета примет смерть, сидя на собственном диване в полном одиночестве. Только кошка придет согреть ее окоченевшие ноги. И, конечно, не сумеет.
Не выслушав ответа, Уля улыбнулась и отошла к дороге. Слезы текли по ее щекам, от циничного равнодушия не осталось и следа. Ее душили рыдания. Сколько же ходит таких по земле? Одиноких, мечущихся, никому, кроме кошки, не нужных. Как Елизавета. Как Рэм. Как мама и отец. Как она сама, Ульяна, решившая, что сумеет спасти мир, пусть не весь, но хотя бы свой.
Подъехал автобус. Беседующие втиснулись в жаркий салон и уехали. Уля не пошевелилась. Даже если худеть бедная Лиза собиралась по любви, а значит, и смерть примет по той же причине, то случится это через пару месяцев. Может, полгода. А значит, третьей вещицей не станут ни ее любимые бусы из жемчуга, ни упаковка чертова китайского чая.
– Не черти, – голосом Рэма всколыхнулась в Уле тьма.
Ульяна послушно кивнула, вытерла слезы и пошла в сторону метро. Ей определенно следовало взглянуть на сто тысяч мертвецов. Уж кто-нибудь из них да готовится умереть в этот вечер по самой вечной и глупой причине – по любви.
* * *
К девяти вечера Уля окончательно выдохлась. Она оперлась спиной на резную колонну подземной станции и устало прикрыла глаза. Слишком много смертей прошло мимо, слишком много полыни вдохнула Ульяна, пропуская через себя чужую гибель. Разная, глупая, трагическая, кроваво-грязная, больнично-белоснежная, оправданная, даже заслуженная, логичная, внезапная, ожидаемая всеми, отрицаемая до последнего. Смерть. Кругом одна смерть, которая тянет руки к трясущемуся от страха куску мяса, чтобы все закончилось. И наступил благостный покой.
О таком покое Ульяна мечтала сейчас особенно нестерпимо. Ей хотелось принять обжигающий душ. Чтобы по коже расползлись алые пятна, чтобы тяжелый пар изгнал из памяти горечь полыни, чтобы глаза не видели больше ни тьмы, ни теней, ни чужих жизней. И особенно чужих смертей.
Она успела разглядеть и гибель от ножа в переходе, и спокойный уход в небытие, больше похожий на продолжение сна. Идущий резать вены мальчик, девочка, отказывающаяся от еды. Пышущий здоровьем крепыш, который нес в себе тикающую бомбу замершего тромба. Очень беременная женщина, которой не суждено было увидеть своего малыша. Старушка, мечтающая поскорее умереть, чтобы внучке досталась ее квартира, но обреченная влачить жалкое существование еще с пяток бесконечных лет.
Болезни, несчастные случаи, десятки аварий, гололед на дорогах и тротуарах, неисправные светофоры и пьяные водители, даже один взрыв на бензоколонке. Переедания, наркотики, паленый виски, петля, бритва, старость. Инфаркты, инсульты, Альцгеймер. Приступ паники, закончившийся шагом с балкона. Рак. Всевозможный. Дремлющий годами и сжирающий за месяц. Диабет, запущенная простуда, туберкулез. СПИД и заморская лихорадка, привезенная из Таиланда. Укус бешеной собаки рядом с мусорным бачком у дома. И снова старость. И снова рак, дающий метастазы прямо сейчас, и тот, что покажет свой оскал спустя десять счастливых лет жизни многодетного отца семейства.
