– А она прячется, да? – чуть слышно проговорила Уля.
– Да. – Рэм удивленно поднял бровь. – Это уже случалось?
– Вчера… я пыталась разобраться… Без тебя.
– Это хорошо. – Он хлопнул ладонью по столешнице. – Но давай по порядку. Сто тысяч мертвецов. – Рэм повторил это медленно, почти по слогам. – Которые спускаются по эскалатору, чтобы пройти через переход, встать на перроне, а после забраться в вагоны. И все они умирают. На самом деле каждый проходящий мимо тебя – мертвец. Просто одни подошли к черте совсем близко, а другим еще предстоит путь…
– Жаль, что от возраста это не зависит, – пробормотала Уля, но Рэм услышал.
Его тяжелый взгляд остановился на ней. Он словно хотел что-то сказать в ответ, но передумал и отвернулся к окну.
– Да, все так. Но рожденный уже приговорен к смерти, так что, по сути, это мало что меняет. Смерть спит в человеке, знает он это или нет. И очень чутко спит.
– Знаешь… – Рэм сидел теперь вполоборота, и Уля могла видеть только завитки его растрепанных волос и неожиданно красиво слепленное правое ухо. – Иногда мне просто дико слышать такие речи от такого, как ты…
– Как я? – Он не шелохнулся, но скула чуть дернулась в усмешке.
– Прости, я не это хотела сказать.
– Да нет, ты права. Я просто повторяю то, что говорили мне. Так что не волнуйся, я точно такой неотесанный идиот, как тебе кажется.
Он продолжал смотреть в окно, но отражение выдавало улыбку, которая ломаной линией тянулась от одной впалой щеки к другой.
– И кто же тебя надоумил? – спросила Уля. Улыбка в стекле померкла, а видневшийся из-под волос кончик уха стал почти красным.
– У меня были свои учителя, – бросил Рэм. – Не отвлекайся, хорошо?
– Да, прости…
– И перестань извиняться постоянно, к чему это сейчас? – Он развернулся к ней, от улыбки не осталось и следа. – Ты будто не понимаешь, во что ввязалась… Боишься чего-то, когда самое страшное уже случилось.
Испуганная внезапной вспышкой, Уля сцепила ладони под столом и опустила голову.
– Я не знаю, во что ввязалась. Ты ничего толком не объясняешь, а кроме тебя… Мне просто не у кого спросить.
– Я пытаюсь объяснить хотя бы то, что понимаю сам. Но ты не слушаешь. Не пытаешься даже. Уля. – Прозвучавшее из его уст имя заставило Улю поднять глаза – Рэм казался по-настоящему озабоченным. – У тебя осталось пять дней, чтобы разобраться. Никому, кроме тебя самой, не нужно, чтобы ты… выиграла. – Последнее слово далось ему с заметным трудом.
– А кто-нибудь уже приносил Гусу его чертовы три подарочка? – леденея от собственной решительности, выпалила Ульяна.
Рэм скрипнул зубами.
– Не черти.
– Ответь. Просто скажи мне правду.
– Это неважно. У каждого своя игра. Не думай о других, о тебе здесь никто думать не будет. – Он просунул пальцы в узкий рукав и потер запястье там, где полынь заключала его в неразрывный круг.
– Понятно. Стоило сказать мне об этом, когда уговаривал согласиться на предложение Гуса.
Рэм дернулся, оттолкнул от себя столик – чашки жалобно звякнули – и встал.
– Пошли. Не собираюсь препираться с тобой до вечера. – Он бросил на стол скомканные купюры. – Вчера ты помогла мне, я хочу отплатить тем же… Ты еще ребенок, и мне жаль, что ты ввязалась в игру, но это был твой выбор. Научись уже нести за него ответственность.
И вышел наружу, не оглядываясь.
– До свидания, приходите к нам еще! – крикнула ему в спину официантка и лучезарно улыбнулась Ульяне.
В этот момент Уля стояла к ней спиной, сгорбившись над креслом, в котором лежала куртка. Шарф никак не желал вылезать из рукава, и Ульяна тянула его на себя, внутренне сжимаясь от обидных, но справедливых слов Рэма. Она и правда даже не пыталась побороть в себе страх. А недоверие к тому, кто сидел напротив, мешало воспринимать его всерьез. Глупая игра, разговоры о смерти, нелепые в своем пафосе, превращали все кругом в забавный фарс. Сюжет кино на один вечер. Но время шло – тут Рэм снова оказался прав.
Официантка подошла совсем близко, протягивая руки к остывшим чашкам, когда Уля наконец ее заметила и обернулась. Первой пришла полынь. Плотным облаком, зримым, туманным, тем, что медленно полз из-за стены во сне, она окутывала девушку в бежевой форменной кофточке и светлом фартуке. На груди мерно покачивался бейдж с именем «Анна».
Сердце заколотилось, но в нарастающем страхе, дурнотой подкатившем к горлу, явственно читалось что-то еще. Предвкушение. Как и пророчил Рэм.
Воздух тем временем стал тягучим киселем. Официантка медленно взмахнула ресницами, дежурная улыбка сделалась еще шире, но для Ули этого уже не существовало. Она увидела холодный мерцающий свет больничной палаты. Тяжелый дух мучающихся жаром людей пробивался даже сквозь вездесущую полынь. Лежавшая на койке девушка, бледная, почти прозрачная, хваталась скорченной рукой за горло, но спертый воздух никак не хотел проникать в ее изголодавшиеся легкие. Кожу покрывали багровые шелушащиеся пятна, все в запеченных коростах. Анна, если бейдж был все-таки ее, хрипела, на губах выступала кровь, наконец она дернулась вперед и обмякла, завалилась на бок, рука безжизненно свесилась с края. В дверях палаты появилась заспанная женщина, смуглая, почти желтая, в незнакомой зеленоватой форме. Она замерла на пороге и крикнула кому-то через плечо отрывисто и гортанно – Уля не разобрала, что именно, но это было не нужно. О смерти полынь говорила с ней на языке, понятном без слов.
Реальный мир возвращался рывками. Вначале померк дрожащий свет ламп, потом исчезла палата, и только омертвевшее, синеватое от удушья лицо девушки наложилось на ее же, только живое и довольное.
– Подождите сдачу, пожалуйста, – настойчиво повторила она, видимо, не в первый раз.
Уля растерянно улыбнулась в ответ, схватившись за край стола, чтобы не упасть.
– Нет… Не нужно. Это вам, – пролепетала она, пытаясь натянуть куртку.
– Ого! – Девушка заглянула в чек. – Тут много останется! Вы уверены?
– Да. – Голову наполняла мутная горечь. Нужно было как можно скорее выбраться на воздух и догнать Рэма.
– Спасибо! – Девушка улыбнулась еще шире. – Я как раз завтра улетаю в отпуск. Индия, представляете? Всю жизнь мечтала там оказаться.
Ульяна вымученно улыбнулась и, покачиваясь на дрожащих ногах, пошла к выходу.
– Главное, прививки все сделайте, – буркнула она на прощание.
– Теперь уж точно сделаю! – ответила Анна, зажимая в кулаке купюры.
Эти слова нагнали Улю у самых дверей. Они, как свежий ветер в начале апреля, влажный, обещающий новую весну, а с ней и новую жизнь, взлохматили волосы на макушке. Уля нерешительно оглянулась, но официантка уже шла по проходу на кухню, подхватив поднос с чашками.
