Это не был голос Рэма. Это не Гус шептал ей на ухо злые истины. Это не полынь мутила рассудок. Это она сама заставила себя остановиться.
Ульяна постояла немного, наблюдая, как женщина в сером пальто наконец разворачивается и идет к машине мелкими шажками, чтобы не поскользнуться. Проводив ее взглядом, Уля вернулась в полумрак арки, засунула руки поглубже в карманы и пошла к станции. Время бежало вперед, чтобы Глеб скорее начал свою трансляцию, которая, без сомнений, наберет сотню тысяч просмотров. Людям нравится смотреть на чужое горе. Особенно на чужую смерть.
Уля догнала мальчика у самой станции. Он лавировал в потоке людей, не отрывая глаз от грязной дорожки под ногами. Вцепившись в него взглядом, Ульяна пристроилась позади, старательно делая вид, что просто спешит на поезд, как и все вокруг.
Глеб выбился из толпы на подходе к кассам. Воровато огляделся и одним прыжком вскочил на невысокий заборчик, отделявший станцию от платформ. Шедший позади него мужчина в ярко-красной дутой куртке неодобрительно покачал лысоватой головой, но не остановился, а лишь ускорил шаг. Скоро должен был прибыть поезд.
Уля взбежала по лестнице, ведущей к терминалам, чтобы оплатить проезд до Лося, бросила монетки и получила еще тепленькую бумажку билета. Когда она прошла на платформу, Глеба там, конечно, не было. Уля закрыла глаза.
Ее наполняло злое возбуждение. Если придется, она была готова бежать вслед за вагоном. Только бы оказаться рядом с вещицей в момент, когда ее полынная суть сольется с вещным обликом. Откуда-то Уля точно знала, как это будет. Она протянет руку во тьме, а пальцы отыщут холодный пластик камеры. Как это будет верно.
Кусая губы, чтобы сдержать рвущееся изнутри ликование, Уля сделала еще один глоток полынного тумана и разглядела во тьме под веками тонкую фигурку мальчика, прячущегося под платформой. Все остальные тени, снующие тут и там, и еле заметные, и плотные в своей скорой гибели, перестали существовать. Весь мир перестал иметь хоть какое-то значение. Все, кроме Глеба, который уже закреплял камеру на ремешках.
– Надень капюшон, – прошептала Уля, открывая глаза. – Ты же обещал маме.
Будто услышав, Глеб потянул за плотную темно-синюю ткань, накидывая ее на голову. Вот теперь он был точь-в-точь таким, как виделся Уле в полыни. Она кивнула кому-то невидимому и подошла к краю платформы. В отдалении загудела подходящая электричка. На часах светилось 9:58.
Уля вошла в тамбур и забилась в самый дальний угол. Мимо, толкаясь и спеша, повалил поток пассажиров, мечтающих занять удобное место. Мест никогда не хватает на всех. Электрички лишь подтверждают это жизненное правило. Готовят человека к тяжелому дню, полному схваток за самый лакомый кусок. Да что там – хоть какой-нибудь кусок.
Поезд отошел от станции ровно в десять. Глеб остался стоять под платформой в ожидании шедшего следом экспресса. А значит, трансляция началась, чтобы запечатлеть ожидание и восхождение. И падение тоже.
Уля покачала в руке старый потертый телефон, но с раздражением убрала его в карман. В этот момент она не помнила, почему не покупала новый, умевший залезать в Сеть и загружать видео с YouTube. Она вообще ничего не помнила – глаза застилал полынный туман, упоительно густой, кружащий голову своей горечью.
Уля барабанила по дверному стеклу пальцами не в силах терпеть жгущий изнутри азарт. Это было похоже на жажду. На электричество, которое зарождалось в ней от горячего дымного дыхания Рэма той ночью. Предвкушение. Вот чем это было. Она так старательно выслеживала подарочек, а теперь до него оставалось всего ничего.
– Быстрее, быстрее, быстрее… – шептала Уля.
Мужчина, стоявший рядом, заинтересованно на нее покосился.
– Опаздываете, дамочка? – спросил он, приосанясь и втянув рыхлый пивной живот.
Уля бросила в его сторону один-единственный взгляд. Мужик тут же сдулся, словно уменьшился в росте, и поспешил скрыться в толпе. Ульяна хмыкнула. Ее никогда и никто не боялся. Ни в прошлой жизни, когда она из кожи вон лезла, только бы нравиться всем и каждому. Ни в новой, когда боялась она – всех и себя в первую очередь. И вот гляди-ка ж. Значит, в ней появилось что-то опасное, умеющее прогнать прочь любого идиота, который решит отвлечь от главного. От охоты. От полыни. От ее судьбы.
Электричка замедлила ход. Уля выскочила наружу, как только двери оторвались друг от друга, похожие на разлученных сиамских близнецов. Ее встретил знакомый горький ветер. Ульяна улыбнулась ему, как старому приятелю. Ей не было холодно или страшно. Она прекрасно знала, что нужно делать.
Не глядя по сторонам, Уля прошла к самому началу платформы, присела на корточки, примеряясь, как бы удачнее спрыгнуть. Высота была небольшой, но подвернутая нога – недостойная причина, чтобы упустить первый подарочек. Глеб уже несся на крыше экспресса, бросая собственную гибель напоказ безликим подписчикам с котиками на аватарках.
– Это раз, – ухмыльнулась Уля, пряча злой оскал в шарф, которым замоталась по привычке, – сегодняшний ветер все равно не смог бы ей навредить.
Она спустилась вниз по насыпи и тихонько пошла вперед. Низкие тучи нависали над землей, в облетевших кустах прятались ночной туман и талая изморозь. Уля кивнула им, говоря: вот она я! Пришла, чтобы взять свое.
Экспресс оглушительно загудел за спиной. Ульяна шагнула в сторону, поскальзываясь на грязи, но удержалась на ногах. Она насчитала двенадцать пролетевших мимо вагонов. В окнах можно было разобрать смазанные фигуры людей, едущих в пригород. Они что-то читали, смотрели, дремали, обдумывая дела, и не знали, что их поезд сейчас мягко уйдет по стрелке в сторону. А мальчишка, стоящий на крыше последнего вагона, потеряет равновесие, отпустит скобу и упадет вниз.
Уля проводила взглядом черную фигурку, выделявшуюся на сером полотне неба, и прибавила шагу. Старая Мойра уже схватила нить судьбы Глеба, слишком короткую, чтобы назвать ее счастливой, и поднесла к ней холодное лезвие. Ульяна прошла мимо стрелки, осторожно переступая ее. Мир заволокло туманом. Тонкая грань между тьмой под веками и реальностью больше его не сдерживала.
Уля шла по колено в горьком молоке, толком не понимая, что делает, но точно зная, что делает это правильно. Вот она свернула на соседнюю колею, повторяя движение поезда, и увидела его бегущим вперед. Вот пошла быстрее, неловко перескакивая со шпалы на шпалу, боясь оступиться, потерять драгоценные секунды на падение. Даже сквозь туман Уля разглядела, как на рельсах что-то темнеет. Сердце пропустило удар, но Уля и без этого понимала, что это. Кто это.
Она побежала, разгоняя собой туманную мглу, ничего не чувствуя, кроме пропитавшей тело травяной горечи. Губы пересохли – она ловила ртом воздух, подгоняя себя.
– Быстрее, еще быстрее! – билось в ушах вместе с пульсом.
За несколько шагов до лежавшего без движения Глеба она остановилась, будто со всего маха налетела на прозрачную стену. Мальчик упал ничком, раскинув ноги, неловко подвернув под себя левую руку и вытянув вперед правую. Сбившийся капюшон не скрывал растрепанных смоляных волос. Рядом валялась разбитая камера.
