Уля выбрала самый сухой и черствый на вид хлеб, порезанный на неаппетитные ломтики, и заветренный кусок желтоватого сыра. Было глупо так наказывать себя. Малодушно и по-детски. Несоизмеримо с масштабами ее поступка. Но иначе не получалось. Гус снова оказался прав: дело сделано, и подло было бы отрицать, что она получала удовольствие от охоты.
– Вот и ешь теперь всухомятку, если кусок в горло полезет, охотница чертова, – зло прошептала Уля, топча грязь на дорожке к дому.
Громкие голоса в квартире были слышны еще в подъезде. Кто-то спорил, то повышая голос, то начиная шептать так оглушительно, что старая штукатурка на лестнице опасливо подрагивала, готовая осыпаться к Улиным ногам. Так разговаривать умела лишь Наталья, и то исключительно в моменты наивысшего возбуждения, граничащего с истерикой.
Для замечательного окончания дня не хватало только скандала с соседками. Уля скрипнула зубами и огляделась. Идти было некуда. Только в сырую коробку чужой комнаты, волей судьбы и Гуса заменявшую ей дом.
Спорщики не услышали, как Уля копалась ключами в расшатанном замке. Наконец раздался характерный лязг, и она смогла перешагнуть порог, моля всех богов, чтобы соседи просто ее не заметили. Мазнули бы рассеянным взглядом, как по еще одному сырому подтеку на обоях.
Лампочка под потолком освещала проход к комнатам, из двери кухни тоже лился яркий электрический свет. Там-то и разговаривал кто-то громкий и тяжелый. Звук шагов и лязг посуды, задетой неловким поворотом большого тела, выдавали Наталью с потрохами. Но соседка определенно была не одна. Конечно, с нее сталось бы вести разгоряченную беседу самой с собой, но второй, низкий голос было не спутать с привычным одиноким гудением. Она разговаривала, к тому же с мужчиной. Уля замерла на пороге, прислушиваясь. Пройти мимо такого события было бы сродни игнорированию приземлившегося под окнами НЛО.
– И я ему говорю, – захлебываясь смехом, бормотала Наталья. – Ты куда идешь-то? Очередь! А он… – Тут она сдавленно икнула. – «Мне только спросить, я на секундочку». А я ему… – и замолчала, наслаждаясь театральной паузой.
– Что? – Голос был мужским.
– А я ему дулю показала! – с восторгом ответила Наталья, и к ее повизгиваниям прибавились сухие смешки, больше похожие на кашель. – И сама пошла! Что я, ждать буду? Пока он там свое хозяйство чешет?
Нервный смех, больше похожий на отзвук затаенной истерики, накатил на Улю так стремительно, что она не сумела его сдержать. Секунда – и она уже уткнулась лбом в стену, чуть слышно захихикала, кусая губы, чтобы не расхохотаться в полный голос. Из ослабевшей руки выпал пакет. Шурша, он бухнулся к Улиным ботинкам, и та, не думая, поддела его ногой.
Голоса на кухне мигом притихли. Потом раздался грохот отодвигаемого стула, и в дверях появилась грозная фигура Натальи. Уля оторвалась от стены – ко лбу успел прилипнуть крошечный клочок старых обоев – и только потом с ужасом поняла, что Наталья глядит на нее, подслеповато щуря и без того маленькие глаза.
– Ты? – спросила она, упираясь кулаками в бока.
На соседке была ужасающе розовая кофточка с блестящими пуговками и синяя юбка, плотно обтягивавшая массивные бедра. Ульяна подняла глаза выше и заметила, что на полных губах Натальи виднеются следы помады. Видимо, мир окончательно сошел с ума.
– Я, – ответила Уля, просто не зная, что еще придумать.
– Хорошо. Ну, пошли, – кивнула Наталья, проворно схватила ее за плечо и потащила в кухню, будто они давно договаривались о совместном ужине.
За столом, занимая почти все свободное место, сидел мужчина, обросший бородой настолько густо, что под ней легко бы скрылась человекоподобная ящерица, – не проверишь, пока не сбреешь все лишнее. Возможно, газонокосилкой. Он был одет в темный вязаный свитер поверх клетчатой рубахи и джинсы, вытертые на коленях. Свободно откинувшись на стенку холодильника, мужчина попивал чай, громко цокая и прихлебывая.
– Вот. – Наталья подтолкнула Улю поближе к своему гостю. – Николай это. Чуешь? На-та-лья. Ни-ко-лай. Одинаково! – И вдруг принялась хлопать в ладоши, покачивая головой.
Уля вымученно улыбнулась в ответ. Мужчина, впрочем, смотрел на нее вполне осознанно.
– Здравствуй, – кивнул он. – А тебя как звать?
– Ульяна, – пискнула Уля, ища пути отступления, но дверь загораживала восторженно настроенная соседка. – Очень приятно.
– И нам, и нам. – Названный Николаем сделал еще один громкий хлюп. – Называй меня дядя Коля, – вдруг решил он. – Что уж теперь…
– А что теперь? – Уля растерянно оглянулась на соседку, но та лишь осоловело моргала – период активности стремился к своему финалу.
– Ну так… Соседи все-таки, – хмыкнул дядя Коля, протягивая руку к подоконнику, чтобы достать оттуда остатки бледно-розового торта.
– Вы… переезжаете сюда?
Николай сурово сдвинул кустистые брови, взял в руку складной нож, который лежал рядом с ним на столе, раскрыл его и принялся кромсать лакомство на неровные кусочки. Во все стороны полетел маслянистый крем. Вот будет Оксане радости.
– Ну, так… как теперь-то? Что уж. В разделку, что ль, жить, а? – спросил он, обращаясь к торту.
Торт молчал. Наталья мерно раскачивалась на скрипучем табурете. Мысль переночевать на улице больше не казалась Ульяне такой уж глупой.
– Ну и хорошо, – растерянно проговорила она, пятясь к выходу. – С новосельем, значит.
– Так и со свадебкой! – громко выкрикнула Наталья и выставила перед собой правую руку, на которой слабо блестело желтое кольцо. – Сегодня поженились, сегодня и празднуем!
Уля вздрогнула от неожиданности. Николай перевел взгляд с торта на нее и залился кхекающим смехом. Ситуация переставала казаться нормальной даже по меркам этой странной квартиры.
– И со свадебкой, – покорно согласилась Уля, боком протискиваясь между счастливой женой и дверным косяком.
Она была на полпути к своей двери, когда ее настиг голос Натальи.
– Эй! Эй, говорю!
Уля прижалась спиной к стене, надеясь, что соседка пронесется мимо, но та остановилась, нависла, грозно замерла.
– Да?
– Тут вот… Это. На! – И протянула ей смятый листок. – Пришла бумажка, оплатить надо. Свет. Оплатишь?
Уля осторожно вытащила из сжатого кулака соседки платежку и не глядя засунула в карман.
– Да.
– Неразговорчивая какая, а! – заблеял показавшийся в дверях дядя Коля. – Все «да» и «да». А ты по-другому скажи. Можешь?
Ульяна перевела на него тяжелый взгляд. Мужчина ей откровенно не нравился. Было что-то наигранное в его расхлябанном сумасшествии, ином, чем ненормальность Натальи. Он играл психа, чтобы казаться подходящим своей молодой жене. И каждое его слово, как прогорклым маслом, отдавало мерзким привкусом вранья. Но – никакой полыни, а значит, это было не Улино дело.
