Александра: Некрасиво быть нищим, невостребованным и лишенным возможности кайфовать от прогресса!
Таня: У них другой кайф. Они к вещам и мнениям не привязаны.
Александра: Да они ни к чему не привязаны. Я себе представляю, как они там живут, в общаге. Сколько их уже? Вшестером на двадцати пяти квадратах! И переедут скоро в другое общежитие, и там что — лучше будут условия? Как рожать четверых детей, если у тебя двадцать пять квадратов?
Таня: Ну, они же не для общаги детей рожают? Не для квадратов? Они их для жизни рожают. Они вырастут и разъедутся по своим направлениям, и общага для них — только перевалочный пункт. Ночевка. Спальный момент.
Александра: А что они вспомнят из своего детства? Как душились на трехэтажной кровати?
Таня: Я вас уверяю, не этим счастливое детство измеряется.
Елка у нас на окне за ночь разошлась, разароматилась. Запах такой — ух! Сказка! Новый год! В прошлый Новый год у нас был корпоратив. Ну, как — корпоратив. Корпоративчик. Компания небольшая, но творческая. Собрались, выпивали, какие-то конкурсы устраивали. Во время игры в «фанты» нам с Иваном выпало показать семь чудес света. Мы же — интеллектуальная команда? Просто «эмансипацию», «адронный коллайдер» или «либидо» нам показывать скучно.
Около года назад
— Что надо сделать этому «фанту»?
— Этому «фанту» надо вместе с директором… Вместе с директором… обняться и показывать семь чудес света до тех пор, пока все не угадают!
— Ты чего? Кто вспомнит семь чудес света?
— Вы, Иван Иванович!
— Ну, ладно. А с кем хоть я… обниматься буду?
— А с Женькой Ким! Вы — прекрасная пара!
Они когда сказали про пару, я вдруг совершенно отчетливо поняла, что хочу ребенка от Ивана Ивановича! Так отчетливо, что и одного чуда света не вспомнила бы. Вся моя операционная система была занята обработкой этой новой, жизненно важной информации. Впервые в жизни. Просто звериное, инстинктивное! Хочу ребенка от этого мужчины!
Он очень красивый, это во-первых. Во-вторых, он умный. В-третьих, в-четвертых, в-пятых — уже не важно. Достаточно первых двух пунктов.
Он у нас был разведенный и какой-то очень разочарованный. Чем его бывшая жена — очень красивая, очень, очень красивая — так расстроила, я не знала. И не спрашивала особенно. Девушки шептались, что она изменяла, или детей не хотела, или ему изменять не давала, — в общем, была стервой. А он разочаровался и теперь грустил всегда, когда его глаза были открыты.
И он мне очень нравился с первой минуты, с первой секунды. Первое впечатление произвел колоссальное. Ну как может не понравиться мужчина с ямочками?
Но это была удаленная любовь, смиренная, безопасная. Просто мое сердце радовалось, когда заканчивалось воскресенье и надо было идти на работу. И самый счастливый день — понедельник. Потом еще два хороших дня — вторник и среда. Уже в четверг грустнее. А пятницы я ненавидела. Тем более в пятницу он часто отсутствовал в офисе, и я ревновала, но никто в жизни никогда бы не догадался. В пятницу я начинала ждать понедельника.
У меня были его фото.
На работе его кабинет — через коридор. Все видно, всех видно. Он ходит, я смотрю, не могу оторваться. Такой красивый… Он никогда не носил галстуки. Никогда не ругался матом. Пить пил, но в рамках традиции. Не курил, не приставал. Был мечтой.
И вот мечта протягивает руку и предлагает уединиться да вспомнить хотя бы парочку чудес, чтобы наше реноме не слишком пострадало…
Мы отошли в сторону, вокруг все пили, смеялись, переливались, а он смотрел мне в глаза с надеждой.
— Ну, ты же редактор, Женя? Как это — не помнить семь чудес? Это же святое…
А я только одно помнила — я хочу от него ребенка.
Путаясь в фактах, мы с горем пополам наскребли шесть, и каждую минуту он меня касался, наклонялся ко мне, прятал меня и идеи от других игроков. Взял меня за плечи, прижал так, эдак — репетировал. Ах…
— Ну, вы скоро? Вы там чем занимаетесь?
Не было и не будет у меня лучших ассоциаций с садами Семирамиды. Никогда пирамиды Хеопса не покажутся мне более сладостными. Ради Мавзолея в Галикарнасе мы прилегли на пол рядышком… Я даже не скажу, что был за Колосс Родосский, иначе и в воспоминаниях мое сердце не выдержит, а ему еще бы побиться лет пятьдесят…
Но итог спектакля был совсем удивительным.
— Шесть! Шесть чудес! — закричали наши добрые коллеги. — Где седьмое? Так нечестно, несправедливо! Требуем седьмого чуда света! Немедленно!
— А вот оно — седьмое, — сказал Иван Иванович.
И взял меня на руки,
— Вот оно. Это наша сотрудница Женя. Вот вы не знаете, а она умеет за три дня набрать текст в двести тысяч знаков! Вот вы не догадываетесь, но она одна ни разу не взяла отгул или больничный! Вот вы посмеетесь, но только она одна верит, что мы снимем что-то толковое, а не только рекламу…
Он тогда еще держал меня на руках, но аргументы в пользу моей чудесности закончились.
И тогда он еще раз посмотрел на меня, но уже очень внимательно.
— И она красивая. Смотрите, какая красивая у нас сотрудница Женя! И, что удивительно… я раньше не замечал… Ну, не чудо ли?
— Чудо! — закричали коллеги и подняли вверх бокалы. — Так выпьем же за чудо в Новый год! И пусть все ниши желания сбудутся!
Мое желание сбылось.
Хоть и частично.
— Привет. Отдыхаешь?
Это… Милка-искусительница. Откуда, как?
Пробралась в нашу благополучную палату.
— Да вот, сидела я. Дай, думаю, проведаю подружку. Ну, че? Как сама?
Журналистка Александра с выразительным презрением взглянула на розовые стразики. Таня не обратила внимания. Таня спала, пользуясь тем, что капельницу сняли.
— Слышь, чего молчишь?
— Слушайте, я поспать хотела.
— Ну, ты спи. Я так посижу. Родила ваша эта… ненормальная… йоговка… которая с вами вчера лежала… Мальчика родила. Сегодня уже носилась там по всему послеродовому, чтоб выписали… Ой, а че это?
Она схватила с тумбочки мой телефон, а там фото с того самого корпоратива… Там и Даша, и Лара, и Маша Виранская, и Влад с Ксюшей, и Рената Викторовна, и Наталья Григорьевна, и Нестеров, и сразу все Демонюки. И я. И Иван.
