— Понимаю.
— Готовы сочинять здравницы и оды работникам мобильной связи?
— Конечно! Я очень уважаю любых работников!
— Просто в графе «амбиции» у вас написано — «сценарист кино»…
— Это на будущее. Временно я готова на любую работу с буквами.
— Временно… Ну, давайте попробуем… Вы приняты. Завтра принесите свою чашку.
Вена моя не хотела пропускать посторонние жидкости. Она вздулась в месте стыка с иглой, болела, и я начала паниковать. А что делать? Встать и идти за помощью к Анжелике Эмильевне? А как встать с иглой в вене? Она меня там всю разорвет! Тут же не шевельнешься!
У меня даже в висках стучать начало — так страшно. Казалось, что вена на глазах просто надувается и сейчас лопнет, забрызгав все вокруг кровищей, как в плохом кино…
— Саша! Александра!
Но она только одеяло натянула выше. Спит беременный человек.
Хорошо. Значит, можно позвонить куда-то… Телефон всегда под рукой, мобильная эра… Я наберу «скорую» или «911», скажу, что у меня игла в вене, но вена не справляется, судя по всему… Они спросят, а где я… Я скажу, что в роддоме… И они — что? Правильно… Пошлют меня к постовой медсестре…
Номер поста! Какой номер поста?!
Я пролистала всю записную книжку в мобилке, потом одной рукой дотянулась до сумки, кое-как ее открыла, нашла там блокнот с «сумасшедшими записями», пролистала — а вдруг я в горячке туда телефон поста записала? Нет!
Я боялась пошевелить рукой. Мне проще было бы представить, что ее нет вообще, чем вот эту картину наблюдать: моя бледная рука, торчащая в ней игла, стыдливо прикрытая пластырем, и пухлый голубой шарик в месте, где игла соединилась с кожей.
— Анжелика?! Анжелика Эмильевна!!! Эй! Есть кто на посту???
Я не то чтобы кричала. В семь утра кричать неприлично. Но и молчать не получалось. Поэтому я интенсивно сипела.
— Анжелика!!! Кто-нибудь??!
— Что случилось? — подняла голову Таня.
— Да вот у меня с капельницей какая-то ерунда… У тебя
такого не бывало?
— Не знаю, я же не врач… Погоди…
И Таня с трудом развернулась в постели, подтянулась за ручку, опустила ноги, в несколько приемов встала, перебросила ноги за борт, надела свои тапочки, прижала пузо сквозь ночнушку рукой, чтобы не мешало, и потрусила в коридор.
Мне показалось, что это подвиг…
Через пару минут прилетела Анжелика Эмильевна, очень сокрушалась, сказала, что да, вены не очень, что будут колоть мне мои лекарства внутримышечно, выдернула иглу, прижала к коже ватку, быстренько увезла страшную капельницу, и выглядела при этом очень провинившейся.
А я выдохнула и уснула. До какой-то следующей пытки. Главное ведь — не зацикливаться на пытках. Не раздувать, не раскачивать тему. Женщин учат говорить «нет», а я бы еще учила это понимать.
Я попыталась снова представить ту спину, сына. Долго, напряженно о ней думала, представляла… Я же ее четко увидела, до деталей. У моего солнышка будет красивая спина — широкие плечи, потом узко… Я так рада… Это будет нравиться женщинам… Смешно… Это будет нравиться женщинам, которые, возможно, еще не родились… Такой поток мужчин и женщин, одни только родились, другие готовятся, третьи в игре, четвертые кайфуют от игры, пятые боятся ее потерять, шестые потеряли, седьмые уже списаны… Но у моего красавца еще долгая жизнь. К тому времени, как он повзрослеет, уже изобретут таблетку от старости.
И вот еще странно: скоро родится или уже родилась женщина, которая будет любить его так же, как я. Больше — вряд ли. Больше меня его невозможно любить. И что тогда делать мне? Мне уже сейчас некомфортно думать, что она будет его целовать, уводить от меня, что он будет с ней разговаривать чаще, чем со мной… А вдруг мы с ней не поладим?
Ох, нет, лучше не думать.
А если он ее бросит? Беременную? Как мне тогда реагировать? Ну, еще ладно, когда мы говорим о какой-то абстрактной девушке… А если представить, что это будет, например, одна из дочек Тани?
Нет. Мой мальчик будет порядочным мужчиной. Мне надо его вырастить таким, чтобы он не бросил беременную девушку. А это — долгая подготовка. Для того, чтобы он не бросил ее беременную, но не жертвовал при этом собой, ему надо ее любить, ему надо не со случайной девушкой забеременеть, ему надо быть готовым финансово, а кто его всему этому научит?
Я, получается…
Я, конечно, немножко злюсь на эту мифическую беременную девушку моего сына — она бы тоже могла головой думать и нести ответственность за свою беременность.
Но я понимаю также, что она куда уязвимее моего сына. Хотя бы на физическом уровне.
Беременные — одна из самых уязвимых форм человека. Они даже бегать толком не могут. Именно поэтому беременеть лучше в паре.
Сейчас дожалею себя до слез…
Я должна вырастить своего сына порядочным человеком и мужчиной!
Каким-то чудесным образом…
— Девочки! На уколы!
Да что ж такое? А спина во сне? Дайте досмотреть спину!
— В процедурный! Вся палата — на уколы.
Александра, страшно матерясь, ушла в процедурный, а я еще помогла Тане сходить в санузел. Я ей была должна все же за ее будущую беременную дочку… Пусть и мифически беременную мифическую пока дочку, но для женщины и этого достаточно…
Да неважно… Я бы и так помогла, без долга.
Какие-то уколы, потом КТГ. Расслабленные, сонные женщины, вздернув исподнее до подбородка, мажут животы гелем, потом по-крутому, одной левой (опытные же уже беременные, не абы что) накладывают датчики. И дальше уже просто сидят, переговариваются, смотрят сериалы, а маленькие сердечки стучат, стучат…
Женский заповедник.
Тела-инкубаторы.
Выставка раскладных живых матрешек
Александре пошла со мной на КТГ, ей хотелось поговорить.
— Слушай, у меня крыша едет… Я себя чувствую овощем. Ну, блин, это же бесчеловечно! Я их всех интересую только как футляр для моего ребенка!
— Ну, может, это и ничего? До этого тридцать лет ты интересовала всех только как ты. Теперь пусть малыш их немножко поинтересует, а потом — снова ты…
— У меня малышка… Девка. Господи! Как подумаю, сколько ей придется пережить! За косички дерганье, месячные, первый секс… а сколько уродов будет хотеть ее трахнуть просто потому, что она девушка… Я уже не говорю о том, что начнется потом…
Китайцы стараются избавляться от беременностей девочками. Весь восток вообще помешан на мальчиках, а девочки им не нужны. Я сейчас понимаю, о чем идет речь. В каком-то смысле у меня привилегированная позиция в обществе.
