Александра: Про Полину рассказывай?
Милка: Спокойно. А то ща вообще обижусь и буду молчать неделю… Так вот, Гаянэ сказала, что у Полины этой многоводие было… Типа, ее только привели, а тут воды как хлынули, ну, вот прямо потоп… Ну, и что… И когда уже все это из нее повыливалось, так они глянули, что ребенок-то мелкий.
Таня: И что? Ты можешь сказать, ее кесарили или сама?
Милка: Так сначала кесарить хотели, конечно. Но она орет — дайте я сама попробую, дайте я сама? А дежурная врачиха смотрит, что схватки пошли, что ребенок в порядке, что по габаритам вписывается. Ну, давай, говорит, сама.
Таня: Во дает… А вы говорите, модель…
Милка: Ну, конечно, когда у ей уже нормальные схватки-то начались, она сама попросилась, чтоб кесарили. Но тут уже врачиха уперлась. Ты, говорит, уже почти родила, так что давай не выдрючивайся!
Александра: И?! Кесарили или нет?!
Милка: Да сама родила! Сама! Причем в одну потугу! И ребенок в порядке, и мамка не порвалась.
Таня: Какая умница!
Милка: Ничего она не умница. Гаянэ сказала, что у нее просто физуха хорошая. Ну, там, мышцы накачанные. В животе и вообще. Откуда там мышцы? Она же дохлая, как угорь!
Таня: Да, девочки… К вопросу о силе и красоте человека возвращаясь… Вот представляете? Мы вчера тут всякую шовинистскую ахинею несли, ругали весь модельный ряд, а у Полины уже схватки шли… И она молчала… Потому что они там, в красивом бизнесе, приучены и боль терпеть, и вообще помалкивать… Нельзя жить стереотипами, сколько раз я уже убеждалась… Молодец, Полина! А нам — незачет.
Александра: Да они там просто разговаривать не умеют, поэтому и молчала!.. Давай, Милка, свое сало долбаное!
Милка, сияя от гордости, протянула Александре сало. И все молча ели сало, думая о невероятных петлях судьбы человеческой, о стереотипах и истине.
Но ведь она, эта девочка из журнала, действительно молодец.
Она приняла осознанное решение в таком запутанном и странном для всего женского человечества деле, как роды.
И даже если эта осознанность базировалась исключительно на страхе утратить какие-то преимущества тела… Мне вот кажется, что лично мне будет все равно, лишь бы в живых оставили… То есть я проявлю слабость и буду просить о пощаде.
А она выбирала.
Сильная.
Остальные тоже размышляли в этом направлении, и поэтому Александра вздохнула и взяла телефон:
— Ладно, хорошо, сдаюсь. Модели — тоже люди, живот надо накачивать, питаться только полезными разноцветными продуктами, а не тем, чем мы с вами сейчас питаемся… Уговорили. Сдаюсь. С завтрашнего дня начинаем жить по-новому! Светлый образ Хайди Клум — приди!
Пока кто-то невидимый, кому она звонила, бежал к телефону, она что-то искала в буке.
— Алло! Сашка? Тебе для чего телефон? Я звоню уже полчаса! Слушай сюда! Я тебе высылаю фотку, распечатай мне вечером и принеси, понял?.. Что еще? Ну, не знаю… Газет принеси… Журналов… Ну, каких-каких журналов! А какие журналы в роддом бабам носят! Конечно, порнографические! Все, пока!
Она швырнула телефон и сердито затянулась минералкой.
— Он у меня такой тормоз!
А я все думала о Полине.
Меньше всего можно было предположить. что она способна принимать решения, что у нее есть силы и умение заворачивать течение реки судьбы в нужную сторону…
Жить надо, помалкивая, пока можешь — терпеть, молчать и думать. Никогда нельзя знать все. Никогда нельзя быть уверенным, что не ошибся в человеке.
Никогда нельзя недооценивать.
И можно надеяться на естественные роды, когда тебе пророчат операцию…
Мне тоже обещают кесарево. И если раньше эта тема меня заботила ровно столько же и так же абстрактно, как тема старости, например, а в какой-то момент мне кесарево и вовсе хотелось, чтобы не столкнуться со схватками, то вот сейчас история Полины проблему приблизила и укрупнила.
Я не хочу кесарево? Осознанно не хочу?
У нас-то попкой вперед малыш устроился. А значит, будут резать… А кесарево — это не только определенные минусы, о которых говорили выше, но и… почти стопроцентное непопадание в квартиру. Среди ночи никто никого резать не будет. Тем более в Новый год. Даже очень честные и справедливые врачи планово прокесарят меня 31 утром… Или первого… И все.
Господи, опять эта квартира!
— Девчонки, слушайте… У меня ведь тазовое предлежание. Как думаете, ребенок еще может перевернуться?
Александра: А ты что, тоже шрам не хочешь? Неужели? Все-таки гламур — это заразно…
Таня: Может и перевернуться. Я слышала о таких случаях…
Милка: Мне бабы знакомые говорили, что надо на голове стоять, тогда перевернется…
— Понимаете, у меня же еще и маловодие…
Александра (саркастично): Зато живот небольшой.
Таня: Маловодие — это хуже. У него места для маневров меньше.
Милка: Может, надо чаще мыться, мать?
Заглянула Анжелика Эмильевна, очень ласково пожурила нас за сало и елку, очень нежно поставила Тане капельницу.
Потом посмотрела на меня и, смущаясь, попросила выйти на пару слов.
Перевернуться на другой бок, подтянуться на ручке, опустить ноги вниз, влезть вслепую в тапочки.
В полной тишине я покинула палату. Когда медсестра, смущаясь, просит выйти, это не к добру.
Пост. Тихий час. Никого. Сумрачный коридор. Зимой темнеет рано. В воздухе — предчувствие заговора…
Пылая и краснея, Анжелика Эмильевна предложила сесть, сама встала, потом снова села.
— Дорогая Евгения Григорьевна. Я… долго думала, но… Понимаю, что это очень… чрезмерно с моей стороны, но… вы меня поймете… это очень искренне… В общем… вот.
И она протянула мне стопку фото.
На них была она.
Крупным и общим планом, строгая и веселая, в косметике и без, в вечернем, в простом и в купальнике. Несколько фото и вовсе эротических… Я вежливо все пролистала, ничего не поняла, но головой покачала и языком поцокала — красиво! Потом вернула фотографии.
— Ну, что вы скажете?
— А… я должна что-то сказать?
— Ну, вы же режиссер? Известный… Или талантливый… О, извините, я забыла…
Ух ты! Просто взрыв серого вещества какой-то! Я даже не сразу и сообразила, как реагировать. Смотрела на нее выпученными глазами, а она на меня — умоляющими.
— Анжелика Эмильевна…
— Можно просто Лика…
— Вы знаете, я не совсем режиссер… Я, скорее, сценарист… начинающий… То есть совсем еще в начале… (Уффф) У нас есть планы, но… пока…
