Это Анжелика Эмильевна.
Александра посмотрела с удивлением — ничего себе реверансы.
Меня все больше уважали. Может, остаться работать в роддоме?
Была готова биться об заклад, что Анжелика Эмильевна снова накрасилась специально для меня. Она ласково улыбалась, была предельно нежна.
— Не больно? Не давит? Сейчас немножко неприятно будет, потерпите.
— Лика, можно вам вопрос задать?
— Конечно!
— Мне сказали, что вы… что у вас…
— Что? — она улыбалась. — Что у меня?
Хотя, собственно, какое мне дело, что у нее было с тем хирургом. Вообще никакого дела.
— Вы, наверное, про ту историю с Данилой Михайловичем, да?
— Не знаю никакого Данилы Михайловича.
— Так вам еще не рассказали? Странно, обычно в первый же день рассказывают, что я… у меня с хирургом нашим уважаемым был роман.
— …Да?
— Я стараюсь на это никак не реагировать… Я его любила. А еще глупая была. Ну, у всех нас, у женщин, есть такая история в шкафу, правда?
— …Нуу…
— Я ошиблась. Это была ошибка. Исправить ее я уже не могу. Извинилась и живу дальше. Вам не больно?
— Нет. А вам?
— Больно. Каждый день. Ну, вот такая моя плата… Если вам в кино надо будет сыграть любовницу — обращайтесь. Я знаю, как это… И страшно, и мерзко, и радостно… В жизни никому не посоветую. Но в кино сыграю, хотите? Ой! Чуть не забыла! Алина Кирилловна просила вас зайти в смотровой!
В смотровом снова толпились веселые студенты, и я уже готова была захлопнуть дверь и уйти — хватит с меня жертв во имя науки! Но седая красавица Алина Кирилловна не позволила.
— Останьтесь. А вы, ребята, выйдите. Поднимайтесь на третий, идите в родзал, но без заведующей роды не принимать!
Студенты вышли, шепчась и толкаясь, а мы остались одни.
— Ложитесь, — она снова что-то быстро заполняла. — Как себя чувствуете?
— Ничего.
— Шевеление ребенка?
— Да, шевелится, даже очень.
— КТГ не забываете?
— Не забываю.
— Хорошо. Расслабьтесь.
Погрузилась туда, в меня. Очень задумчиво, глубокомысленно и боооольно начала шарить, двигать там мое внутреннее хозяйство.
— Больно!
— Терпите… Так… Так… Перевернулся ваш красавец, поздравляю…
Перевернулся? Ура! Хотя… Значит, будем рожать сами? С болью-схватками-потугами, по всем голливудским правилам?
Урра!!!!
— Шейка короткая, мягкая… Ну, хорошо, одевайтесь.
— Когда я рожу?
— Не знаю. Может, сегодня. Схваток нет?
— А я не знаю…
— Ладно, наблюдаемся пока… И вот что…
Тут она посмотрела мне в глаза. В первый раз. До этого — только в бумаги или между ног:
— Я, конечно, понимаю, что вы — известный человек со связями… Но… Я вас очень прошу, не разлагайте мне коллектив.
— Что? Я… я не разлагаю…
— Весь роддом говорит, что вы с кем-то уже договорились о квартире. Так вот, со мной этот номер не пройдет. Я не допущу никаких подтасовок и манипуляций. Вы меня поняли?
— Да.
— Давайте руку.
Я шла и забывала, как идти.
Как-то too much information.
И если пытаться как-то прибраться в голове, вычистить пустые ахи и охи, которыми меня тут начинили до предела беременные красавицы, то останется главное. Два главных:
* предварительной договоренности на квартиру нет. У меня, во всяком случае;
* я могу сегодня родить.
Эти два факта можно было тасовать и расставлять в любой последовательности, от этого сумма моего восторженного ужаса не менялась.
Алина Кирилловна открытым текстом дала понять, что квартира мне не светит. Но для чего был текст о принципиальности? Разве не этот человек сокрушался, что идет на преступление? Я своими ушами слышала. Вероятно, некоторые принципы распространяются не на всех.
И все же это было шагом. Вверх. Я хотя бы закрою для себя эту тему и займусь рождением ребенка.
Тем более это может случиться уже сейчас!
На посту скромно жалась новенькая беременная. Вот так и я когда-то сидела. Растерянная, с пакетиками, ничего не понимала, а мимо ходили важные бывалые женщины. Теперь и я — уже почти беременный дембель. А она — «салага», «черпачок»… Бледная, испуганная, смотрит по сторонам.
— Все будет хорошо! — сказала я ей.
И как она сразу посветлела!
Ничего не ответила — просто не сообразила, не нашлась, но смотрела мне вслед с благодарностью.
Я помню, как мне самой нужны были такие слова, помню.
В палате меж тем добавились сало и эмоции.
Александра: Как так можно? Как? Ненавижу это время! Это всемирное сумасшествие!
— Что случилось? — тихо спросила я у Тани.
— Александра новостную ленту готовит для сайта, — доложила Таня. Где-то в Европе какой-то мужик устроил в детском саду стрельбу.
Александра: Да почему? На каком основании? Какого хрена в двадцать первом веке, когда нельзя и в носу от души поковырять — сразу заметят и в твиттер выложат, — почему такое происходит? Где все те, кто должен нас защищать? Кто-нибудь вообще нас защищает? Я уже не говорю про ментов, про мужиков не говорю — у них у всех, конечно, есть дела поважнее! Но если не на Земле, то там, повыше? Нужны мы кому-нибудь или нет?
Таня: Саша, тебе вредно волноваться, успокойся.
Александра: Мне вредно жить в это время! Но какие у меня варианты? Мы же как на «американских горках»! Причем на вечном первом спуске! Убийства, теракты, цунами, оползни, покушения, нацболы, наводнения, болельщики, глобальное потепление! Когда это все закончится?
Таня: Надеюсь, что не скоро. Пока мы живые, всегда будет что-то происходить.
Александра: Вы поймите! Когда во всем этом все время крутишься, когда ты на острие новостей, то уже просто напрочь теряешь базовое равновесие! Я женщина! В меня встроено желание мира, покоя! Да, оно не хорошо отрелировано, контакты отходят, но даже у меня оно есть! И кого интересует мое мнение? Я затерта со своим мнением, со своими этими ощущениями на кухню-в церковь-в роддом! «Вот там себе и чувствуй, пожалуйста, сколько влезет!»
Таня: Неправда. Ты — журналист с активной позицией. Ты пытаешься что-то менять. Ведь пытаешься?
Александра: Танечка! Так ведь поздновато сейчас, когда уже Земля на небесную ось налетает, что-то менять! Сколько лет человечество развивалось по одному принципу — андрогинному? Сколько лет мировая политика строилась мужчинами и для мужчин? Захваты территорий с последующими метками! Деньги, оружие и новые территории! А что там, на других территориях, дети? Так самца это не волнует! Самцы детенышей от конкурирующих самцов уничтожали и уничтожать будут, что вы мне рассказывается про какую-то моду на благотворительность? Выгрызать чужое и праздновать победы — вот как строится мужская политика! А потом они делят свои пиастры, и что? В этой дележке участвуют женщины? Нет! Они получают свою порцию под резинку в трусы, когда танцуют стриптиз для победителей!
