— Нет. — Лиза шмыгнула носиком. — Я проверила — все на месте. Вокруг плиты топтались. Сдвинуть пытались, что ли?
— Ага, — кивнул Зотов. — Под ней дурни искали. Ну и ладно. Давай-ка наведем порядок и поедим чего-нибудь.
Он поднялся и двинулся к двери.
— Ты куда? — спохватилась Лиза.
— Пивка захотелось. Светлого. — Макар достал из кармана заработанную сегодня пятерку, подсчитал мелочь. — Крымского.
Дрожащие пальцы девушки коснулись его запястья. Макар улыбнулся:
— Не бойся, мышка моя. — Он обнял ее, целуя в щечки и в губы. — Солнышко мое, — вздохнул он, зарывшись носом в густые русые волосы. — Устал я что-то, наработался. А это… Ерунда все это. Переживем…
Тех, кто ввалился в его дом, Макар увидел сразу, как только вошел в бар. Рустем — из бедных татар, у которых не было денег на постройку хороших домов и жили в «коробках» из ракушечника. На его ногах — кирзовые сапоги. Второй — Серега Сивый, по прозвищу Афганец, отсидевший пять лет за грабеж, — поношенные кроссовки «Найк». И третий — Сухолист, местный пьяница, — теплые ботинки с рубчатой подошвой.
— Пива крымского светлого, — заказал Макар, не глядя на Любу.
— Сколько? — спросила она равнодушным тоном.
— Пол-литра в стекле.
— Это Рустем с Сивым к тебе вломились, — шепнула Люба, выставляя бутылку на стойку.
— Открой, — попросил Макар, слушая вполуха.
Он рассчитался и направился к выходу из бара. По пути приветствовал налетчиков поднятием бутылки. Рустем едва заметно кивнул, быстро отведя взгляд. Сивый презрительно скривил губы, а Сухолист готов был лезть под стол, чтобы не попадаться на глаза кузнецу.
В холле старой усадьбы толстая Маняшка орудовала шваброй, вытирая грязные следы.
— Чтоб вы провалились, — бормотала она, полоская тряпку в ведре парующей воды. — Ходят взад-вперед водку свою лакать. Шоб она вам боком повылазила.
Маняшка бы орала в голос, если бы видела своего Сухо-листа в баре. Еще не вечер, как говорится.
Завидев Макара, уборщица замерла с открытым ртом — белый локон прилип к красному лбу. Ясно, что вся деревня уже в курсе происшествия. Возможно, односельчане ждали, когда кузнец пригласит к себе участкового и начнется следствие. Вот и Маняшка знала, кто залез в дом Зотова, и, столкнувшись с ним в холле, ждала от него расспросов о благоверном.
— Назим не уходил? — спросил Зотов.
Уборщица хлопнула ртом — кузнец спросил о другом, что на секунду сбило ее с толку.
— Он раньше семи не уходит, — пролепетала Маняшка.
Зотов отхлебнул пива и поднялся на второй этаж в парикмахерскую. Заходить с бутылкой в руках не стал. Допил пиво и бутылку опустил в урну перед дверью. Маняшка заберет.
Смесь запаха одеколонов напоминала Макару детство: душистое мыло, горячая вода, мама натирает полотенцем свежестриженую голову. И потому Зотову нравилось бывать здесь.
— Здорово, Назим!
Татарин, в овчинной безрукавке поверх короткого белого халата, гостеприимно раскинул руки, пригласил к столу, за которым уже сидело трое его соплеменников — пили чай. Лица у всех удрученные, и Зотов знал причину их печали. Затем и пришел.
— Салям, уважаемые.
— Садись, дорогой. — Парикмахер Назим указал на свободный стул. — Только заварил свежий чай.
— Сколько знаю трав — не пойму, что ты в свой чай добавляешь, — похвалил Зотов, отпив из пиалы.
Толстые губы парикмахера растянулись в довольной улыбке, обнажив редкие кривые зубы.
— У каждого свой сэкрет эсть, — погрозил он Макару пальцем.
— Точно, — кивнул кузнец. — Но ни для кого не секрет, что у вас, уважаемые, проблемы с волками.
Татары переглянулись. Сидящий рядом пожилой мужчина в серой каракулевой шапке качнул головой:
— Да, кузнец. Волки повадились овец резать.
— Прямо в кошары залазят, — подтвердил второй в рябой шапке. — Делали засаду — бесполезно.
— Это не волки, — сказал Макар, рассматривая плавающие в чашке чаинки. Он поднял голову — собеседники внимательно смотрели на него, ожидая продолжения. — Это волчищи — помесь собаки и волка. Они крупнее и умнее, к тому же вовсе не боятся человека. Железо и порох чуют за километр, потому ружья в засаде не помогут, а наоборот, выдадут охотников. — Зотов отпил чая, смачно причмокнул. — Кроме того, человек сам пахнет: пахнет кровью, потом страха или одеколоном после бритья.
Назим усмехнулся.
— А всего-то надо — вожака убить, — подытожил Зотов.
Сосед Макара тяжело вздохнул:
— Тут бы просто отбиться, хозяйство защитить.
— Я убью вожака, — заявил кузнец.
Мужчины переглянулись, один презрительно фыркнул, что-то пробормотал на татарском, второй, в рябой шапке, одернул его.
— Если человек идет на такое, значит, у него есть большая причина, — медленно произнося слова, сказал Назим. — У нас причина — наше добро.
Он смолк, ожидая ответа от Макара.
— У меня причина есть, — ответил Макар. — Вы поймете ее, когда все кончится…
Конец марта выдался морозным. К утру лужицы покрывались корочкой льда с бахромой инея по краям.
Зотов взял на работе отгул и стал готовиться к охоте. Достал из чулана стоптанные кирзачи, рваную телогрейку, натянул ватные штаны. У соседей прикупил ведро свежего коровяка и, одевшись, вывозился в нем. Пол-литра самогонки просто выплеснул на грудь, а сам принял глоток «федоровки».
Лиза пришла в ужас, увидев приготовления.
— Зачем, Мак? Это же волки. — Она стояла на крыльце, накинув на плечи меховую курточку.
— Это всего лишь волки, — ответил Зотов, натягивая старую ушанку, выпрошенную у Спиридоныча. — Людей надо бояться. Им, сволочам, мирно жить не хочется.
— Но зачем тебе лезть на рожон?
— Затем, чтобы тебя и меня в покое оставили, — зло ответил Зотов. — Если все выйдет, никто больше в мой дом не посмеет ступить. Об этом сам Князь — Назим — позаботится.
— А если не получится? — Ее голос сел.
Макар печально улыбнулся.
— Тогда Назим будет тебе защитой, — тихо ответил он. — Дом у тебя есть…
— Макар! — воскликнула Лиза, закрывая уши ладошками. — Не надо, прошу, не надо!
— Прости. — Он не подошел и не утешил — вонючий грязный мужик в рванье.
Она хотела броситься на шею, не пустить, но Зотов держался на расстоянии и отступил, когда она сделала робкий шаг.
— Я вернусь — ты же знаешь…
В сухой прошлогодней траве, побитой ливнями и морозами, звериные тропы влажно блестели. Коты ходили в степь за мышами, беспризорные собаки — на охоту за зайцами, дрались с волками за добычу, нагуливали приплод, который теперь вырос и терроризировал село.
