Всё, нам пора!
Выхожу, возвращаю телефон в сумку.
Катерина Федоровна гремит посудой на кухне.
— Гарик! Поехали… — киваю ему на дверь.
— Ты совсем оборзел? — зло шепчет мне он. — Сядь, бл*ть, и попей с ней чай.
Закатываю глаза, возвращаясь за стол.
— Она о твоей жене рассказывает, вообще-то! — продолжает шепотом выговаривать мне Гарик.
Мне хочется сказать, что я и так знаю о ней все.
Но, как оказалось, это моё заблуждение.
ГУКИ. Я в шоке. Еще раз оглядываюсь на картины.
— Яне нужно ехать учиться в Европу, — возвращается Катерина Федоровна. — В Италию…
Меня взрывает это заявление, и мой рот неконтролируемо реагирует.
— Не нужно Яне ехать учиться в Европу, — с давлением отрезаю я.
— Почему это? — прищуривается она.
— Потому что Яна замужем. И ее муж живет в Питере. Значит, и она будет жить в Питере.
— Ваш брак — фарс! Глупый каприз!
— Почему? — сжимаю я челюсти.
— Извините меня, Артур, но что у вас может быть общего? Ты уничтожишь ее карьеру художницы! Ей нужен совершенно другой мужчина. Который станет для нее почвой, чтобы она расцвела, как человек творческий. Двинулась в своих проектах дальше. Переросла свои юношеские… поиски себя! — ах, вот как это, оказывается, называется! — А ты даже не можешь позволить себе организовать ей мастерскую!
А мне кто-нибудь сказал, что она нужна?!
— Какие-то дешевые тусовки! Андеграунд! Моветон!
Нормально…
Вообще-то, именно там я ее и нашел — тусовки, андеграунд, моветон! — сжимаю я челюсти.
Не хамить «бабуле», — сглатываю я всё, что мне хочется озвучить.
— Где Яна, Катерина Федоровна? Произошло… недоразумение. И нам нужно объясниться.
— Если Яночка ушла от Вас, значит, на то были у нее весомые причина! — упрямо сжимает тонкие губы. — Если не хочет говорить с Вами, значит, на это тоже есть свои причины.
Чайная ложечка в моих пальцах деформируется.
— Ар-чи… — предупреждающе шепчет Гарик.
— Артур, Яночка уже осознала, что… вы очень поторопились. Я прошу тебя, не преследуй ее. Она созрела для того, чтобы изменить свою судьбу.
— Может, уже и подходящий мужчина появился? — встаю я из-за стола. — Ну… «почва» для ее творческого роста.
— Не обижайтесь, Артур. Он всегда был рядом с Яночкой. Но, возможно, только сейчас она заметила его. На Вашем фоне.
— Так! — подрываюсь я.
Фон, бл*ть, тебя не устраивает?!
Гарик перехватывает за рукав.
— Ушел… быстро… — сквозь зубы.
Вылетаю из квартиры, на ходу накидывая куртку.
«Всегда был»… «Всегда был рядом»… — стучит в моей голове. — «На Вашем фоне»…
Старая карга!
Дверь парадной отлетает, выпуская меня на улицу.
Достаю сигарету. Пальцы дрожат. Ломается.
Яна…
Что ты творишь?!
Вдыхаю несколько раз поглубже.
Достаю следующую. В губы. Огонек зажигалки ловит кончик не с первого раза.
Хватит, Яна… Ну, зачем? Тебе нужна мастерская? Будет тебе мастерская. Рисуй! Я не сделал НИЧЕГО!! Не надо, бл*ть, проходиться по мне ТАК!
Дышу… дышу… затягиваюсь поглубже…
Не дай Бог, зараза… Не дай Бог твоя чертова «бабуля» не заблуждается!
Развернувшись, возле меня тормозит Кипиш, падаю к Тери на заднее.
— Ну, что там?
Достаю свой телефон.
Начинаю пролистывать сохраненные контакты через ее любимые мессенджеры.
— Арчи, — поглядывает на меня Тери. — Старушка осталась жива, я надеюсь?
— Жива… Вот я — не очень.
— Била тебя зонтом? — ржут мои придурки.
— Нет, — потрясывает меня. — Не зонтом. У Янки какой-то кент…
Тери с Кипишем в шоке переглядываются, поглядывая на меня. Вижу боковым зрением.
— Вот! — подбрасывает меня. — Она на авке!
Гарик возвращается к нам.
— Арчи, ты, бл*ть, в своем репертуаре! Вел себя, как…
— Как? — поднимаю от экрана глаза.
Мою жену подкладывают под другого, как я должен себя вести?
— Если ты хочешь, чтобы тебя принимали приличные люди… не будь засранцем!
— Не хочу! Авария принимала меня таким. Всё.
— А может, ты заблуждался? И поэтому развязка такова?
— Не заблуждался. И это не развязка. Я верну ее домой. А там уже посмотрим с… «развязкой».
— Пиши ей! — нетерпеливо ерзает за рулем Кипиш.
Мои пальцы, дрожа, зависают над экраном. Что написать?
В машине тишина, все уставились на меня.
Кусаю губы. В голове понамешано. Меня прет от воспоминаний уверенного тона бабули — «другой мужчина».
Другой мужчина у тебя?!
Пытаюсь представить, как это. Закрываю глаза. Не могу. Серая пустота. Моя она. Единственный образ — из сна. Чужие руки на ее голой спине и россыпь густых русых волос. Но это же просто кошмар.
Как это может быть — другой мужчина?
С одной стороны — да. Очень даже вяжется. В ее стиле — в ответочку в нос, до отключки.
С другой…
Вот она — обнаженная неуверенная девочка, — закрываю я глаза. — Этот ее растерянный взгляд, вдруг теряющий вызов… тонкие запястья, шея… хрупкие ключицы… этот горячий, пошлый, но делающий ее очень уязвимой татуированный шрам на животе. И пальцы… нежные…
Не вяжется… Ну, не вяжется она ни с кем. Ни с кем, кроме меня.
Я и вижу ее, почему-то, обнаженную, обнимающую себя крест-накрест, словно пытающуюся защититься от моих этих неуместных мыслей про какого-то другого.
Нельзя к ней прикасаться! Не сметь! Никому!
Мой желудок сводит судорогой от попыток визуализировать… нет, даже не ее образ с другим… Ее взгляд, запах, суть!
Ты бы не смогла, Янка. Ведь ты бы не смогла? Довериться, как мне — не смогла бы, уверен.
А как тогда?
Сломать в себе все это — моё, и цинично трахаться с чужим? Со своей мстительной ухмылкой на лице. Кончать для него?
Сука! — зажмуриваюсь я. — Как мучительно это всё!
Месяц, бл*ть, Яна, месяц! Ты что, не понимаешь, как я тут?… Что я сдыхаю тут уже месяц?! Жестокая, принципиальная дрянь!! Иди к черту…
— Пиши… — слегка толкает под руку Тери.
