Очень сильное впечатление на меня произвела группа московских художников — некоторые из них были вполне почитаемыми в советское время. В конце 80-х, когда страной правил Горбачев и алкоголь был под запретом, я поехал по профсоюзной путевке в Грузию, причем в сердце виноделия Грузии, в Алазанскую долину, город Телави. Так получилось, что поехал с группой художников, которые были с женами. Прилетели мы в Тбилиси, там у нас была пара часов побродить по магазинам. Дядьки были поражены тем, что в грузинских магазинах С УТРА продавали тройной одеколон. Каждый купил по упаковке. В общем-то я никогда до такой степени бухлом не интересовался, чтобы даже на гражданке пить одеколон (в армии — там другая ситуация). Потом мы приехали в Телави. Художники, зайдя в магазин, увидели водку и портвейн, накупили по пять бутылок каждого наименования и были счастливы — ведь в горбачевской Москве спиртного было не сыскать, как хлеба во времена гражданской войны! Горбачев в буквальном смысле слова население, привычное к выпивке, довел до ручки!
Я купил по бутылочке любимого «Саперави», «Алазанской долины», «Твиши» и чего-то там еще — всего бутылок пять. Вечером, художники поинтересовались: «Студент, а ты-то что пьешь?» И были несказанно удивлены, что тут много хорошего вина и нет необходимости давиться водкой. Продавец единственного в Алазанской долине винного магазина, кстати, довольно презрительно сказал: «Я такое не пью». На вопрос, что он пьет, он пообещал принести канистру к вечеру. Каждый день в течение этих четырех дней мы с художниками и их женами выпивали по канистре великолепного вина. В последний день жены заставили мужей выпить водку — чтобы не пропадала, а вместо нее везти в Москву вино и чачу. Художники выпили. Утром в день отъезда им было отвратительно так, что они этих тупых и жадных баб готовы были убить. Но сил не было. Мне мужиков было очень жаль. Только сейчас я могу полностью оценить глубину их страданий — тогда был молод, не понимал. Из Телави до Тбилиси, в аэропорт, нас везли в душном автобусе ЛАЗ, у которого двигатель был сзади, он жутко гремел, а выхлоп, похоже, специально был отведен в салон. Там и здоровый-то человек хотел сдохнуть сразу, не то что похмельный… Но, заметьте, одеколон, они при этом не выпили, а с собой забрали.
Одеколон в качестве питьевой субстанции многократно упоминается у классиков советской литературы — не только у Венички Ерофеева, но и у Владимира Семеновича Высоцкого, у Юза Алешковского, автора бессмертных песен, таких, как «Окурочек». В одном случае он молит: «Спасите! Хоть пива дайте глоток, хоть одеколона… можно и лосьончика!» И в еще более известном произведении — «Советская лесбийская», о суровых тюремных реалиях — читаем: «Женишок мой, бабеночка видная, наливает мне в кружку «Тройной»».
А вот чего мне никогда не доводилось пробовать, так это легендарного советского напитка — политуры. Впрочем, что это я вру — почему «политура» напиток советский? Политура досталась нам от последнего российского царя, который так же, как и Горбачев, совершил самую наидиотскую из всех возможных преступных ошибок — ввел сухой закон. И народ начал пить все, что мог найти. Политура по вполне объяснимым причинам пользовалась широчайшей популярностью в народе.
Как известно, последний российский император ввел перед Первой мировой войной сухой закон. Можете ознакомиться в Ленинской библиотеке с исследованием И.Н. Введенского «Опыт принудительной трезвости», опубликованным в 1915 году. Если бы Горбачев потратил время на ознакомление с этим исследованием, может быть, и не ввел бы сухой закон в 1985-м.
«В истории антиалкогольного движения 1914 год останется одной из знаменательнейших дат. Огромная страна с полуторамиллионным населением, с репутацией одной из самых нетрезвых, с растущим из года в год потреблением спиртных напитков, с бюджетом, по справедливости называвшимся «пьяным», вдруг отрезвела. С 17 июля государство приостановило деятельность монополии, бывшей главным источником его доходов.
С тех пор прошло около года. Воздержание прежде и заметнее всего сказалось на внешней стороне жизни: исчезли знакомые картины уличного пьянства, скрылись пьяные, растерзанные фигуры, оглашавшие улицы непристойной бранью, не видно попрошаек, нищих, темных личностей. Опустели камеры для вытрезвления при участках и сразу сократилось число алкоголиков, как в специальных амбулаториях, так и в психиатрических и общих больницах.
Но как ни велики положительные результаты запрещения спиртных напитков, жертвы в этой области также были очень значительны. Алкоголь играл слишком большую роль в нашей жизни, чтобы внезапный переход к трезвости прошел легко и безболезненно. С исчезновением водки в бытовом укладе народа образовалась пустота, которую жизнь стремится заполнить.
Главное место в этом отношении принадлежит развивающемуся употреблению, с целью опьянения, суррогатов водки и разного рода спиртосодержащих жидкостей: денатурированного и древесного спирта, одеколона, политуры, вежеталя и т. п.
В первые две недели июля число пьяных, доставленных в Обуховскую больницу, колебалось от 100 до 105 в неделю. До 23 августа количество отравлений не превышало 29 в неделю. С 23 августа, когда была разрешена продажа виноградного вина и денатурированного спирта, по 30 августа оно уже достигло 59. В следующую неделю число отравлений достигло 87, затем 88 и в третью неделю сентября — 115, т. е. даже превысило число поступлений пьяных до запрещения продажи водки.
По данным Московской Городской Управы, собранным по предложению градоначальника, в городские больничные учреждения г. Москвы с 17 июля 1914 г. по 10 января 1915 г. доставлено с признаками отравления: денатуратом — 479 чел., из них умерло 70; политурой — 5, умерло 2; одеколоном — 13, умерло 10; древесным спиртом — 6, умерло 6.
Стремление обойти запрещение выражается в тайном винокурении, приготовлении (среди крестьян) хмельной браги, домашнего пива и различных национальных напитков (кумыса, «кумышки» и т. п.). О степени развития тайного винокурения можно судить по тому, что за вторую половину 1914 г., по сведениям Министерства земледелия, обнаружено 1825 тайных винокурных заводов, из которых 160 оказались технически хорошо оборудованы.
К категории отрицательных последствий надо отнести и наблюдавшееся в некоторых местах усиление азартных карточных игр и-разврата как средства найти выход пагубной потребности и скрасить однообразие повседневной жизни».
Так что традиции употребления на Руси одеколонов, денатурата и других суррогатов — вовсе не советского времени заслуга, а царского.
Что же такое «политура»? Вот как объясняет это толковый словарь Ожегова: «политура — спиртовой лак с прибавлением смолистых веществ, употр. для полировки». Происходит это слово от латинского politura — полировать. Вероятно слово «заполировать» в отношении бухла, когда, например, махнул пивка, а за ним прицепом водочки (или наоборот), пошло от политуры. Ну, а если проследить этимологию слова — значит от латыни. Видите, какой образованный и интеллигентный народ наши «бухарики»! Даже специфическую лексику берут из латыни. Спирта в политуре содержалось до 25 % и более! А в силу того, что все столярные мастерские и многие другие производства получали ее бесплатно в огромных количествах и другого алкоголя вокруг не было, выпивание политуры приобрело поистине национальный размах. В вынесенной в эпиграф цитате из В. Ерофеева о том, что каждый младенец в России знает, как очистить политуру, есть сермяжная правда — пить ее начали в царские времена, а продолжили в советские. Как тут не знать? Это уже на генетическом уровне. В основном осаждали смолистые вещества солью.
