Конечно, кроме методик, нужны были и реальные измерительные приборы. Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 14 сентября 1970 г. филиал ОКБА в Туле был определен одним из основных исполнителей работ по созданию средств измерения и контроля ОВ, средств химической разведки и комплексных приборов химической, радиационной и биологической разведки. Следующим постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 5 января 1971 г. на заводе «Тула» начали создаваться производственные мощности по выпуску приборов химической разведки. А 9 декабря 1971 г. СМ СССР принял на вооружение армии химическую разведывательную машину «Кашалот», чьи приборы должны были определять ОВ «в воздухе, на местности и на материальной части» с чувствительностью 5∙10−4 мг/м3. Далее постановлением СМ СССР от 4 сентября 1972 г. задания по приборам военно-химической разведки получило МХП СССР, а по приборам военно-биологической разведки — ведомство биологической войны (Главное управление микробиологической промышленности при СМ СССР). Потом, в соответствии с постановлениями ЦК КПСС и СМ СССР от 20 января и от 23 августа 1976 г., армия должна была начать получать от МХП СССР автоматические газосигнализаторы «Стрела» с чувствительностью по зарину 6–8∙10−3 мг/м3. И процесс этот был бесконечен [833, 834].
Подводя итог активности по линии создания приборов для обнаружения и измерения ОВ в местах обитания людей, нельзя не подчеркнуть, что этот экзамен советский ВХК не выдержал. Наша армия все годы подготовки к химической войне больше думала о защите себя самой, чем гражданского населения своей страны. И это не могло не сказаться на результатах. Опыт общения советских граждан с ОВ был накоплен значительный (настолько значительный, что нынешняя секретная медицина — на основании вольных или невольных опытов на людях [515] — смогла выработать гигиенические стандарты по ОВ для воздуха населенных пунктов [599]). Что же касается приборов и устройств для измерения ОВ в атмосферном воздухе населенных пунктов, то дела обстоят хуже некуда. Армия такие приборы вроде бы для себя сделала, и они выпускались промышленностью в больших количествах. Однако, когда наши химические генералы вместе с их цивильными коллегами изъявляли желание получить секретную премию за эти свои «достижения» (в представлении Минприбора СССР употреблялись такие словосочетания, как «впервые в мировой практике», «обеспечило нашей стране в этой области приоритет и… военно-техническое превосходство» и т. п.), успехов они не достигали. Сначала из-под ковра полетели отдельные лица, а потом получила отказ вся группа авторов. Приведем пример одного из документов.
Из опыта неполучения престижной премии:
«Рассмотрев представленные на соискание Государственной премии СССР материалы по работе „Научная разработка, создание и освоение промышленного производства комплекса средств обнаружения фосфорорганических веществ вероятного противника“ (ГО-55сс), НПО „Химавтоматика“ считает, что… в представляемой работе не полностью учтены предприятия, участвующие в создании биохимической реакции, комплекта индикаторных средств, автоматических сигнализаторов ФОВ и в освоении их серийного производства, а именно ИРЕА, Тульского ОКБА НПО „Химавтоматика“, Киевприбор, ЧЗХР… Следует отметить, что по технической сущности решаемой задачи представленная работа не является комплексом средств обнаружения ФОВ, а является автоматическим газосигнализатором ФОВ.
На основании изложенного „Химавтоматика“… считает, что в представленном виде работа не заслуживает присуждения ей Государственной премии.
Генеральный директор НПО „Химавтоматика“
Ю. М. Лужков, 4.5.1981 г.» [832]
Не будет лишним напомнить, что сам автор той отрицательной рецензии (из-за чего желанную премию не смогли получить химические генералы В. Т. Заборня и А. Д. Кунцевич) и знатный подпольный специалист прежних лет в области обнаружения ОВ (а в наши дни — большой знаток жизни пчел, выращивания кукурузы, а также ношения деловых кепок) был поощрен Родиной за заслуги по этой линии. Речь идет об ордене Трудового Красного Знамени, полученном им по секретному указу президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1976 г. Хотя знание проблемы не спасает его, а также вверенную его попечению столицу России от политиканства — ОВ, закопанные в больших количествах в Москве в лесопарке Кузьминки [3–5, 659], он успешно «не замечает» уже много лет. Причем безо всяких приборов.
К сожалению, когда проблема защиты граждан своей собственной страны в середине 90-х гг. вышла из тайного военно-химического подполья на широкие просторы химического разоружения, то положение дел оказалось не таким оптимистичным, как утверждала наша славная армия. В частности, если обратиться к ФОВ, к появлению которых в нашей стране имели прямое отношение многие химические генералы, начиная с И. Ф. Чухнова, то об их аварийном появлении в окружающей среде жители, проживавшие и живущие возле мест производства, испытания, хранения и уничтожения химоружия, узнать не могли никогда — таких средств измерения просто не существовало.
Это легко видеть из данных табл. 40
Табл. 40. Официальные гигиенические нормативы, введенные в 2003–2007 гг. [599], и данные о чувствительности армейского прибора [818]
Примечание: ОБУВ — ориентировочный безопасный уровень воздействия ОВ; ПДК — предельно допустимая концентрация.
Как следует из данных табл. 40, самые лучшие приборы нашей армии, которые можно было бы использовать для измерения ФОВ в случае аварии, были всегда в 1000 раз хуже, чем требовалось. Хуже по чувствительности. Конечно, наши химические генералы это знали всегда, а для общества это прискорбное обстоятельство выяснилось в 90-х гг., когда армия впервые сообщила минимальную информацию насчет работ с химоружием [818–820]. В частности, армия предложила в 1993 г. свои измерительные приборы в надежде обеспечить потребности химического разоружения [818]. Тогда же (в 1994 г.!) общество впервые смогло узнать и гигиенические стандарты (неофициальные), которые должны были соблюдаться в местах работ с ФОВ [780].
Так вот, оказалось, что в случае аварийного выброса таких ФОВ, как зарин и зоман, советские военные приборы проинформируют об этом сограждан, не имеющих представления ни о вражеских, ни о советских ОВ, лишь тогда, когда гигиенический стандарт безопасности для атмосферного воздуха населенных мест будет превышен более чем в 1000 раз. Что касается V-газов, то тут у нашей армии вообще не было никаких перспектив, поскольку она объявила [818] о возможности измерения в атмосфере лишь американского газа VX (XXVI), то есть S-диизопропиламиноэтил-O-этилметилфосфоната, а вовсе не советского V-газа (XXV), то есть S-диэтиламиноэтил-O-изобутилметилфосфоната.
И все это и есть оповещение о химическом нападении — вражеском или же своем собственном?
Вот это обстоятельство и есть главное следствие бездумной подготовки к тотальной химической войне. Ныне, когда в стране происходит уничтожение химоружия, чреватое неприятностями для граждан, живущих по соседству со складами химоружия (напомним для примера, что в Кировской обл. советский V-газ уничтожается прямо посреди ж/д станции Марадыковский), приборов для измерения ФОВ в воздухе населенных пунктов в случае их аварийного выброса нет. И их не будет до самого конца химического разоружения. А то, что наша армия и промышленность предлагают, по чувствительности в сотни и тысячи раз хуже того, что требовали и требуют действующие в стране гигиенические стандарты — и прежние подпольные [780], и официально недавно утвержденные [599].
