В 2001 г. появилась сильно запоздавшая концепция метрологического обеспечения химического разоружения [950]. В том же году были разработаны и «методические рекомендации». Однако пока дальше концепций и рекомендаций дело не пошло — измерительных приборов необходимой чувствительности для обеспечения защиты населения от ОВ в стране не было тогда — и нет поныне.
По-прежнему актуальными оставались вопросы старого химоружия.
28 июня, через шесть лет после решения СБ РФ от 24 января 1995 г. [665], в котором были по-государственному оценены экологические аспекты проблемы старого химоружия, заместитель председателя Комитета по обороне Государственной Думы РФ авиационный генерал Н. М. Безбородов (посланец не очень опытного курганского электората) ответил экологическим активистам по-солдатски просто: «Российская Федерация старого химического оружия не имела» [964]. Ложь была слишком очевидна — как раз в это время в Курганской обл. шло тайное уничтожение такого старого химоружия, как фосген [998], созданного еще в годы Отечественной войны. А о сжигании старого иприта в Курганской обл. писалось в местной прессе еще в 2000 г. [946].
В США, в отличие от России, отнеслись к старому химоружию иначе. В июле 2001 г. на территории их столицы г. Вашингтона в том месте, где в 1918 г. функционировал военно-химический полигон (это северо-западная часть Spring Valley) [757], были найдены ОВ. Возле одного из коттеджей были обнаружены емкости с ипритом. Немедленно началась проверка на химическое заражение 1200 частных особняков, включая резиденцию посла Южной Кореи. Конгресс США объявил о начале расследования. Проблема была понята армией США адекватно и через некоторое время была решена.
А в Москве о состоянии территории военно-химического полигона, тоже образованного в 1918 г. и тоже забытого, шел другой разговор. Напомним, что в ответ на письмо о наличии закопанного иприта на территории полигона в Кузьминках, мэр Москвы Ю. М. Лужков просто не отреагировал (это было в 2000 г.). В январе 2001 г. были опубликованы воспоминания ветеранов, которые лично присутствовали при захоронении химоружия на химполигоне в лесопарке Кузьминки, в том числе при затоплении в лесном озере [659]. А в сентябре, помимо Е. С. Бродского, лично обнаружившего в 1998 г. иприт в пробе почвы с полигона, высказался также некто Б. Самойлов, назвавший себя завлабораторией природы Москвы ВНИИ природы. В ответ на вопрос о закопанном иприте он сообщил, что будто бы «Кузьминский лесопарк — единственное место в Москве, где растет можжевельник. Причем не несколько кустов, а довольно большая популяция… Но анализов почвы мы не делали» [960]. Однако и этого показалось властям мало. В октябре в рамках наступательной пропаганды группа анонимов, назвавших себя экспертами экологического фонда развития городской среды «Экогород», сообщила, что «в Кузьминском лесопарке водятся кроты». Мол, какое может быть химоружие, если можно наблюдать кротов…
В 2001 г. в России в сфере обеспечения безопасности серьезных событий, скорее всего, не было. Разве что казус, случившийся в мае и высветивший реальную цену официальных методик (армии, МЧС, гидрометеослужбы) [905], которые применялись при оценке последствий аварий на объектах химоружия (пожаров, взрывов, проливов ОВ и т. п.). Комиссия по общественной экологической экспертизе документов планируемого в Кировской обл. объекта по уничтожению химоружия в пос. Мирный (Марадыковский), взяв за основу две методики расчета, получила принципиально разные результаты [977]. Например, в случае пролива 2 т зомана оказалось, что глубина заражения по одной методике — 8,54 км, а по другой — 42,12 км; а площадь заражения по одной методике — 18,29 км2, а по другой — 888,75 км2. Конечно, вряд ли все это могло взволновать губернатора Кировской обл. — г. Киров находится далеко от ст. Марадыковский. Однако г. Пенза находится совсем рядом с пос. Леонидовка, где имеется точно такой же объект.
В ноябре руководитель Медбиоэкстрема В. Д. Рева утвердил временные методические указания работникам своего ведомства по организация работы при авариях на объектах по уничтожению ФОВ. Было констатировано, что «причинами возникновения аварий при уничтожении ФОВ могут быть взрывы боеприпасов, отказы оборудования, воздействие внешних факторов (пожар, стихийные бедствия, авиакатастрофы и т. д.) и ошибки персонала» [979].
В 2001 г. случился ряд событий в сфере общественных отношений.
1 июля в Кировской обл. должен был состояться районный референдум на тему, затрагивающую интересы жителей Оричевского района и входящую в их компетенцию (отвод земли под случайно установленное и научно не оправданное место для объекта уничтожения химоружия в Мирном-Марадыковском). После вмешательства С. В. Кириенко — полпреда президента РФ в Приволжском федеральном округе — областной суд отменил референдум. Когда же вместо референдума с обязательным исполнением его результатов был проведен местный опрос граждан, более 90 % из них высказались против места для объекта.
21–22 ноября в Москве состоялся Гражданский форум [884]. Предметом общественного обсуждения стали и вопросы экологических аспектов деятельности армии и ВПК в целом, и их обсуждали на дискуссии, на круглом столе и на переговорной площадке. Круглый стол на тему «Экологические последствия деятельности военно-промышленного комплекса в России и их социально приемлемое преодоление» вели двое: от общественности Л. А. Федоров, от МПР В. В. Куценко. Были обсуждены примеры того, как подготовка советского ВПК к войнам с применением оружия массового поражения проводилась за счет людей и природы. Из тем были выбраны три наиболее «больные» для общества — химическая, ракетная, ядерная. Круглый стол завершился документом «Принципы взаимодействия властей и населения при решении оборонно-промышленных вопросов» [861]. В переговорах, среди других, принимал участие и генерал В. П. Капашин. Закончилось все это ничем — химический генералитет не захотел сотрудничать с независимыми общественными экологическими организациями.
В ноябре генерал В. П. Капашин заверил форум Зеленого креста в Москве: «Мы успешно сотрудничаем с Зеленым крестом и г-ном Барановским с 1997 г. В местах хранения химического оружия действуют наши группы по работе с общественностью, в большинстве регионов они находятся вместе с аналогичными группами Зеленого креста». Со своей стороны представительница посольства Швейцарии в Москве Е. Трахтенберг сообщила о решении «внести вклад в строительство гражданского общества» в России путем финансирования информационных центров Зеленого креста в Брянской, Пензенской и Кировской обл. Полковники В. И. Корзанов, В. М. Панкратов и А. К. Смолянинов были счастливы. Среди прочего генерал В. П. Капашин сообщил о своей убежденности, что вскоре будет принят закон о разрешении перевозок химоружия между регионами России, с тем чтобы он мог осуществить транспорт содержимого артхимсклада в Кизнере на склад в Щучьем. Не забыл генерал сообщить и о том, что ему «нужны обещанные США деньги». А полковник А. Д. Горбовский дал понять, что его совершенно не интересует проблема старого химоружия, закопанного на территории России [990].
В конце ноябре парламентарии России по требованию США и лично генерала В. П. Капашина изменили базовый принцип закона России об уничтожении химоружия «в районах (регионах) его хранения» [920] и внесли в него поправки, снявшие запрет на транспортировку химоружия между регионами [980]. Отмена запрета на перевозки химоружия была сделана, однако, впустую. Когда стало ясно, что транспортировка химбоеприпасов из Кизнера (Удмуртия) в Щучье (Курганская обл.), ради которой затевалось кастрирование закона России, практически неосуществима, США отказались оплачивать что-либо, кроме технических сооружений на объекте в Плановом-Щучьем. Даже в 2004 г. представитель сената США сообщил об этом истеблишменту России на конференции в Москве в достаточно жесткой форме («Условие номер четыре: Россия должна принять закон об уничтожении всех запасов ОВ нервно-паралитического действия на одном объекте, в частности, в Щучьем») [993].
