– Конечно, – совершенно спокойно отозвался Невинский, пропуская гостя вперед, в темный двор, – а как вы хотели? Работа с изотопами, знаете…
Он поднялся на крыльцо, отпер дверь и включил свет. Войдя в прихожую, Ян сразу понял, что в старые времена инженер Невинский жил весьма кучеряво. Снаружи дом выглядел как все прочие, ничем особо не выделяясь, а вот внутри… Лаковый когда-то паркет на полу, дорогие чешские бра с хрустальными висюльками, заказная мебель – не какая-то там Румыния, нет – дуб, на века, добротно и аккуратно.
– Я так понимаю, на заводе у вас была еще и шикарная столярка? – усмехнулся Ян, входя в просторную, на два окна, кухню.
– Это само собой, – усмехнулся Невинский, доставая из бокового шкафчика бутылку коньяка. – Системы управления атомным реактором подлодки – не шутки. Все приборные блоки мы упаковывали сами, ведь случись что, так с нас же и спросят. Да, у нас все было очень серьезно, – он вытащил откуда-то коробку шоколадных конфет, рюмки и спросил: – Вам чай или кофе?
– Лучше чай, Михаил Семенович. В моем новом доме мне спится хорошо, но все же кофе я предпочитаю только с утра.
– Ну, мне с моей бессонницей уже все равно, – Невинский наполнил электрический чайник, щелкнул клавишей. – После смерти супруги я и не сплю почти – так, часа четыре, не больше. Бывает, просыпаюсь задолго до рассвета, лежу, думаю. Вспоминаю. Дети давным-давно уехали и здесь появляться не хотят, завода больше нет… Иногда сажусь за компьютер, брожу по Интернету. Много интересных статей выходит, да и языки стараюсь не забыть. Хотя зачем? Просто привычка, знаете ли…
Старик налил коньяк в маленькие рюмочки, присел на краешек стула.
– Ну, за знакомство! – провозгласил он.
– Очень рад, – ответил Ян.
Когда они выпили, большой чайник коротко дзинькнул и отключился. Невинский тут же встал, ополоснул кипятком заварочный, загрузил его чаем из большой жестяной банки и неторопливо, как-то даже вдумчиво, влил кипяток. По кухне почти сразу же поплыл терпковатый, не знакомый Климову аромат.
– Да, в Перми сейчас можно найти интересный чай, – улыбнулся Невинский. – Открылась там одна фирмочка, возит чаи со всего мира. А у меня, знаете, слабость: с тех самых пор, как побывал в Китае в пятьдесят седьмом. Я тогда совсем молодой был, и командировка запомнилась на всю жизнь. Ну и чай – ах, какой мы пробовали чай!
– А в Заграйск вы приехали уже в конце шестидесятых? – спросил Климов, доставая из коробки конфету.
– Нет, чуть раньше, в шестьдесят четвертом. У меня не сложилось в Новосибирске, так что, когда предложили ехать сюда, на завод, отказываться было глупо. В противном случае о серьезной работе можно было забыть навсегда – хоть иди учителем химии в деревенскую школу. А без работы я себя не мыслил совершенно. Это даже не вопрос самоуважения, знаете – инженер выставил на стол пару красивых, явно не советских, чашек, сахарницу и пару ложечек, – это что-то такое внутреннее, постоянная потребность в решении каких-то задач. Когда эта потребность входит в привычку, а у меня именно так и было, отказаться от нее уже невозможно. Наркотик, молодой человек! Настоящая работа – это всегда наркотик! Только она дает ощущение жизни, и ничто другое.
– Я с вами согласен, – покивал Ян. – Мужчина должен иметь дело, которое держит его на плаву. В противном случае и утонуть можно. Кстати, Михал Семеныч! Вы вот обмолвились, что Ленц вроде как не от мира сего был… Н-да, я как гараж открыл, так удивился сильно. Дом я с машиной покупал, мне об этом сразу сказали: развалюха, говорят, старая, а я и смотреть не стал. Документы без меня переоформили, там генералка от наследника… Ну, я думал, там «Волга» 21-я, а тут бац – «Опель» довоенный! Теперь думаю, как его оживить…
Невинский тихонько захихикал, даже по столу пальцами пристукнул. Глядя на него, Климов не без удивления налил себе чаю, бросил пару ложечек сахара и принялся размешивать. Инженер тем временем снова наполнил рюмки.
– Оживлять его не надо, Ленц ездил до последних дней. Не часто, но машину держал на ходу. Зарядите аккумулятор, и вперед. Масло, конечно, поменять хорошо бы. С этим «Капитаном», дорогой Ян – вас же Яном кличут, я не ошибся? – мехцех дело имел регулярно… Половина деталей для него у нас на заводе сделана, но! – точно по оригиналу, с этим строго было. Вы говорите «Волга», ха, да Ленц и «ЗиМ» себе взять мог бы, только ни к чему ему было, незачем. С «Опелем» у него какие-то воспоминания связаны, он вроде как сам у какого-то особиста его купил в сорок пятом. Видели, какой там радиоприемник стоит?
– Нет, я в салон заглянул только. Меня больше движок интересовал.
– А-а… Приемник там марки АЕГ, штабной, всеволновый, весь мир ловит. Ленц так над ним трясся, что, когда машину в мехцех загонял, приемник снимал и к себе в кабинет заносил. Боялся, что повредят, а его уж никак не починишь. Наши чекисты, кстати, об этом деле знали, но к Ленцу им хода не было. Его из Москвы курировали, напрямую. Об этом слухи всякие ходили, но в былые времена люди вообще любили поболтать, это сейчас никому ни до чего дела нет. Был такой Розенфельд, так тот клялся, что собственными глазами видел рабочий альбом Ленца, а там рисунки непонятные и записи на несуществующем языке, потому что букв таких нет на свете, вот просто нет их. Ну, посмеялись, а потом кто-то спрашивает: может, то иврит был? Розенфельд позеленел весь, голову опустил – уж кто-кто, а Ленц к их племени никакого отношения не имел. Однако антисемитизма у нас никакого не было, не пахло даже, вы уж поверьте, просто Розенфельд из Одессы, ну и подшучивали над ним. А он тогда обиделся, да так, что я иногда почему-то этот разговор нет-нет да и вспомню. Особенно учитывая тот факт, что до самых последних дней своих Ленц по-русски говорил не то чтобы плохо, но от акцента избавиться не смог.
– Да, мне сосед рассказал уже, – охотно подхватил Климов. – И что за акцент, сосед понять не смог, а он ведь всю жизнь в армии, наслушался. Но то, что не прибалтийский, это точно.
– Так Ленц и не был ни латышом, ни эстонцем, – немного задумчиво кивнул Невинский. – Ни даже немцем. Его происхождение – полная тайна. По слухам, он откуда-то из глубины Сибири, хотя точно никто не знал, да это и не обсуждалось. Внешность у него была довольно необычная, но на такие вещи никто внимания не обращал. Тем более не просто завлаб, а ведущий ученый, инженер, на котором весь завод держится. Да и, знаете… После войны, годах в пятидесятых, в Сибири вообще появилось много новых людей. Очень, я бы так сказал, неожиданных. Я встречал в Новосибирске замечательного инженера-механика, итальянца, попавшего в плен где-то под Сталинградом и принявшего в итоге советское гражданство. Попадались венгры, а на Дальнем Востоке осталось какое-то количество японцев. Кто знает, почему люди не хотели возвращаться домой, мало ли у кого какие причины?
– И что же, бывшего военнопленного могли допустить до работы на таком предприятии? – изумился Ян. – Да нет, Михал Семеныч, тут что-то не так. Немцы после войны в авиации работали, и много, это факт, но они находились на особом режиме, сами понимаете. А тут…
