Достав из холодильника яйца и кусок колбасы, Ян поставил на плиту сковородку, и тут на столе задребезжал мобильник. Ян слегка дернулся – ничего хорошего он от телефонных звонков не ждал, оснований для этого у него хватало, – но тут же успокоился, потому что в трубке раздался бодрый голос Татьяны:
– Слушай, привет! У меня весь день пропал, представляешь? Ты там как сам, занесло тебя?
– Еще бы, – рассмеялся Климов, глянув для надежности в окно. – Будь здоров занесло. Город что, стоит весь?
– Город лежит! – Женщина хихикнула и добавила, немного замявшись: – Слушай, я тут неподалеку, хочешь, к тебе зайду? Торговли все равно нет и не будет, я все точки пока закрыла.
– Заходи, конечно! Давай я тебя встречу, у нас тут коммунальщики попрятались, по тротуарам не пройдешь.
– Вот хорошо! Я минут через пять к перекрестку подойду, ладно?
Топать до Щорса было мучительно. Вроде и недалеко, два квартала всего, но когда под ногами кое-как раскатанная каша, а про тротуар и думать нечего, расстояние словно удваивается. Как Ян ни спешил, Татьяна появилась раньше: он издалека еще увидел ее фигурку в пуховике.
– Ты извини, быстрее не получилось, – Климов прикоснулся губами к холодной щеке, пахнущей знакомыми духами, и тут только вспомнил, что не брился уже два дня. – Засыпано все, еле-еле ползком можно.
– Проспект чистят, – усмехнулась Татьяна, указав на буксующий вдоль обочины автобус, – но вечером опять повалит.
Ян взял из ее руки пакет с продуктами, помог спуститься по скользкому месиву на проезжую часть, и они медленно, как старики, двинулись вниз.
– Я погоду тоже чую, – заметил Климов, – все-таки пять лет здесь прослужил, а в авиации, как ты понимаешь, к погоде отношение особое. Зимой полк летал мало, кому охота шею подставлять? Уж не нашим отцам-командирам, это точно. Особенно, помню, в восемьдесят восьмом как начало сыпать с конца октября, так, считай, до Нового года и сыпало без остановки. Какие уж тут полеты?
– Да, я тот год помню, – отозвалась Татьяна, осторожно ступая вслед за Яном. – Еще и холодно тогда было, жуть просто!
После того как она два раза оступилась, Яну пришлось взять Татьяну под руку.
– Теперь если грохнемся, так вместе, – сказал он.
– Ничего, – весело ответила ему женщина, – тут мягко!
Ян тихо улыбнулся, и ему вдруг подумалось, что с Татьяной ему действительно как-то необычно мягко, тепло… Особенно сейчас, когда впереди ждет долгий темный вечер с метелью.
Они доковыляли до климовского дома, ржаво скрипнула калитка. Едва раздевшись, Татьяна деловито прошла в кухню, принялась выкладывать на стол покупки – так, словно она делала это много лет подряд.
– Что в городе творится? – спросил Ян, закуривая возле окна. – Транспорт еле ходит? Народ, наверное, все власть ругает?
– Да кто ее, родимую, не ругает? В последнее время люди вообще какие-то нервные стали, на рынке все время слухи всякие – один другого веселее. То какую-то комиссию из Москвы ждали и говорили, что рынок наш снесут к чертям, чтоб глаза не мозолил. Потом – нет, не из Москвы комиссия будет, а депутаты какие-то из Перми, и сносить пока не будут, а только закроют на недельку. Никаких комиссий не дождались, но кое-кто деньги потерял, потому что товар не заказывал. Вот кому оно надо было? И болтают без умолку! Вчера новое придумали. Типа приедут к нам какие-то бандиты, будут народ запугивать насчет Трубного завода. Да кому, прости господи, до этого завода дело есть? Какая нам разница, что да как они там у себя накрутят? Мэр с ними пусть разбирается, нам-то что, спрашивается? Или мне от них лишний доллар отвалится? Куда там…
– Ну, у людей работа будет, – пожал плечами Климов. – Разве плохо? Ты ведь на них тоже заработать сможешь?
– Я-то? – выпучила глаза Татьяна. – Ну, разве что на водке! Рабочих они откуда возьмут? Завозить придется, вот откуда. Так я с того завоза больше потеряю, чем заработаю. Как подумать, так недаром люди про бандитов говорят. Только вроде тихо в городе стало, и опять на тебе.
Она сняла с огня яичницу, ловко разделила ее на две части и разложила по тарелкам. Ян тем временем нарезал хлеб, достал из холодильника новую банку соленых помидорчиков, выставил на стол бутылку виски. Пока Татьяна возилась с твердым польским сыром, Климов включил телевизор.
– А про чертей не вспоминают больше? – поинтересовался он, усаживаясь за стол.
– Про каких?.. – обернулась женщина. – А, ты про чепуху про эту… Да вроде нет. Я, по крайней мере, ничего такого не слышала. Мало ли что кому привидится! Наши в любую чушь поверить готовы – чем еще заняться? Сидят все, в ящик пялятся или водку пьют. Это ж Заграйск! Летом тут как-то жить можно, а зимой хоть ложись да помирай, вот и молотят языками.
Климов понимающе кивнул. Здесь, в самой что ни на есть провинциальной глуши, люди и впрямь казались наивными, как дети. В мэры вечно выбирали проходимцев, умеющих развесить по ушам полтонны макарон, ворам – прощали, «лишь бы свой», а уж что касается слухов и суеверий, этого здесь было в избытке.
Все это он прекрасно знал, знал давным-давно, но все же приехал почему-то именно сюда. Почему? Да потому, наверное, что если уж куда-то и бежать от страха смерти, так только в собственную юность. Туда, где ни о каких страхах не думалось вовсе… Сейчас, глядя на плотную фигурку Татьяны, на ее руки с аляповато накрашенными ногтями, Ян подумал, что был, как видно, в этом его бегстве какой-то промысел. За окном синело, появились уже первые снежинки, и от этого предчувствия вечера Яну стало уютно, будто все его дурные мысли собрались да уползли тихонько за порог.
– Но вообще, конечно, Заграйск у нас городок интересный, – произнесла Татьяна, – вроде как и заштатный, да? – но чудес тут немало происходило. Я, когда в школе училась, классе в третьем-четвертом, была у нас на соседней улице старушка одна, бывшая учительница. Она еще со мной математикой занималась. Так вот она рассказывала, что в сороковые годы, сразу после войны, появлялись тут какие-то чужие люди, то ли цыгане, то ли еще кто – они за деньги крыс выводили… И народ их почему-то колдунами считал. Ведьмаками, что ли. Вроде как вылечили они кого-то от туберкулеза, а одному офицеру, фронтовику, осколки из головы достали – ни один врач ему помочь не мог, никто и не брался даже.
– А куда потом эти цыгане делись? – с усмешкой спросил Климов. – Милиция забрала?
– Нет, не милиция. Исчезли они в один день, ушли куда-то. Говорили, будто на карьере их видели в последний вечер, но что они там могли делать? Карьер до середины пятидесятых не работал, это я точно знаю.
– Что-что? – Ян слегка поперхнулся, закашлялся, потянулся к бутылке минералки. – На карьере? Слушай, я давно еще слышал, что карьер этот ваш – какое-то дурное место. И аварии там были, и людей насмерть засыпало… Правда, что ли?
– Так там зэки работали, – отозвалась Татьяна, с тревогой глядя на Климова. – Постучать?.. По спине, говорю, стукнуть?
