– Дааааа. – Фигура повыше механически кивнула. Голос этого второго был железным кошмаром. – Вот именно. Да.
На мгновение единственными звуками, которые слышала Ани, были ее собственное дыхание и капанье воды, стекающей на пол с алых плащей мужчин. В свете огня железные застежки доспехов напоминали мокрую змеиную чешую. Капли дождя застыли на золотых масках.
– В таком случае я у вас в долгу. – Ани улыбнулась и расслабилась. Оба байидун дайела напряглись. – Этот человек – моя собственность.
– Собственность?
– Я купила его в невольничьих доках сегодня утром. Дала ему поручение. Несомненно, он заблудился среди бури, а эти ваши… бандиты застали его врасплох.
– Ты… лжешь, – прохрипел коротышка, и его рука потянулась к рукоятке красного меча, висевшего у него на поясе.
Зееранимы тут же вскочили на ноги. Мечи шептали: Смерть, смерть… Аскандер с беззаботным выражением лица подул на подушечки собственных пальцев.
– Мутаани, – улыбнулась Ани. – Джа’акари не лгут.
Конечно, этого нельзя было сказать о д’зееранимах, но она не видела смысла объяснять этим мужчинам разницу.
– Мутаани, – эхом повторили воины. Красота в смерти.
Двое мужчин в красных плащах и золотых масках долго стояли, застыв, словно дыхание покойника, а потом бросили третьего на пол.
– Говоришь, он принадлежит тебе? – обратился к ней один из людей в золотых масках.
У него были странные глаза, одновременно безучастные и напряженные.
– Его кровь останется на твоих руках, – сказал второй.
Они развернулись и исчезли в буре. Элени поспешила захлопнуть дверь и закрыть ее на засов, и комната взорвалась криками и испуганными смешками.
Ани подняла голову и заглянула в ясные глаза юноши в бычьем шлеме.
– Кишки и козлиная оргия! Что, говоришь, было в этом напитке? – спросила она. – Что бы там ни было, еще одна рюмка мне не повредит.
– Что бы там ни было, оно, похоже, не делает человека умнее, – нараспев произнес Аскандер. Он вернул кинжал в ножны и стоял, с сожалением посматривая на нетронутые яства. – Сдается мне, что нам все-таки придется выехать в бурю.
– Да, – подхватил Бретан. – Элени! Вам с девушками нужно все закрыть и уйти. Немедленно. Нам тоже следует убираться, и чем раньше, тем лучше. – Он посмотрел на Ани. – Надеюсь, этот человек того стоит.
Она подбежала к неподвижному окровавленному телу Левиатуса ап Вивернуса Не Ату, брата дочери ее сердца. Ани развернула его и облегченно вздохнула, когда его грудь начала подниматься и опускаться. Заклятие все еще действовало, хотя и начало немного отпускать его по краям.
Лучше взять его с собой, – подумала Ани, – и отправить записку Хафсе Азейне о том, что он в безопасности. В этом месте я не смогу отличить ужа от гадюки.
– Я тоже на это надеюсь, – сказала она вслух. – Файрусса, Гавриа, обработайте и перевяжите ему раны так хорошо, как сможете, и побыстрее. Нам нужно ехать.
– Да, верховная наставница. – Файрусса склонила голову. – Сегодня не худший день, чтобы умереть.
– Мутаани. – Ани мрачно улыбнулась. – Но давайте его все-таки переживем, хорошо?
37
Ханней впервые в жизни как равная ехала вместе с первой воительницей и пятеркой закаленных бойцов. Она много лет ждала своего первого шариба, мечтала, чтобы джа’сайани почитали и угощали ее вместе с остальными джа’акари. Но Ханней и представить себе не могла, что ее первый шариб пройдет после похорон – а усопшей окажется первая мать. Это было немыслимо. Чудовищно.
Кхутлани!
Теплый воздух ласкал смазанные пряными маслами виски, а косы были заплетены так туго, что кожа на лице была натянута, как на барабане. Одетая лишь в короткие воинские штаны, Ханней чувствовала себя нагой и свободной под солнцем. Чего еще могла пожелать женщина? Как будто теням в этом мире было негде спрятаться. Рядом с ней скакала блиставшая своим воинским убранством Сарета. Закрепленные на ее голове черные, зеленые, золотые и алые перья львиной змеи развевались на ветру, а длинный церемониальный пояс главной воительницы племени был повязан с одной стороны ее седла, сверкая на солнце золотой нитью. Крошечные медные колокольчики, прикрепленные к куртке Сареты, сочетались с теми, что украшали сбрую ее кобылы. При каждом движении колокольчики напевали веселую песню, провозглашая земле, что в этот день джа’акари едут с миром.
За стенами Эйш Калумма на берегах реки Дибрис стояла, простирая руки в приветствии, новая первая мать. Дракон Солнца Акари вздымал свои огненные крылья и благословлял народ, и простиравшийся перед ними шариб говорил о надежде, жизни и достатке. Когда ветер спустился к реке, пески запели, призывая Ханней, встречая ее и напоминая о том, что она наконец дома.
– Все так хорошо, как ты и мечтала? – спросила первая воительница, когда они спустились с лошадей и оставили их пастись под пристальным вниманием мелюзги.
Ханней кивнула едва доходившей ей до бедра большеглазой девочке, которая таращилась на них с немым восторгом.
– Все так, как я мечтала. Правда, кажется, что-то все же не так…
Ханней позволила ветру унести ее слова.
– Жизнь продолжается, юная воительница, – ответила Сарета. – Что бы ни случилось.
Она склонила голову.
Когда они заняли свои места среди джа’акари, на них обратила внимание дочь Нурати по имени Нептара. Девушка помахала обеими руками, точно отгоняя птиц с полей, а затем подобрала длинные юбки до колен и поспешила к ним присоединиться. На ее прекрасном лице сияла лучезарная улыбка. Было больно смотреть на Нептару и думать о том, что ее мать больше никогда не будет ходить среди них. Мир, лишенный умм Нурати, казался таким же бусмысленным, как Зеера без солнца, песка и лошадей.
– Ауэ, Ханней, только взгляни на себя! – Нептара сжала ладони подруги и расцеловала ее в щеки. – Ты просто великолепна! Наши враги скорее бросятся на собственные мечи, чем осмелятся с тобой сражаться. А какая у тебя кобыла! Неужели утракийская? Они ведь никогда не продают своих лучших лошадей. – У Нептары была заразительная улыбка. Ханней заметила на шее девушки жемчужно-эбонитовый обруч ее матери. – Ты светишься, как меч на солнце, эхуани. Еще вчера мы носились по улицам голышом, покрытые грязью, и воровали сладости из кухонь. И только посмотри на нас сегодня! Моя мать бы… – Ее улыбка исчезла, и глаза наполнились слезами. Нептара отпустила руки Ханней и попыталась отвернуться. – Прости меня, кузина. Это твой первый шариб джа’акари, и я не хотела… я не хотела…
Ханней положила руку на плечи девушке, которая была выше ее, и слегка ее приобняла.
– Твоя мать стоит реки слез, эхуани. – Ханней чувствовала неловкость, говоря о недавно умершей женщине, но, в конце концов, они с Нептарой были подругами. – Она улыбается тебе вместе с солнцем.
