– Кхутлани, – предостерегающе произнесла первая воительница, но выражение ее лица оставалось мягким. – Слишком рано говорить о подобных вещах. Клянусь солнцем, приятно тебя видеть, умм Нептара.
Нептара опустила глаза:
– Клянусь солнцем, приятно тебя видеть, первая воительница.
– Умм Нептара? – Ханней пискнула в совсем не воинственной манере. – Умм Нептара? Когда же это произошло?
Нептара – умм Нептара – стерла слезы с лица тыльной стороной ладони, и Ханней заметила у нее на руках тонкие медные браслеты будущей матери.
– Около четырех лун назад, – усмехнулась она. – Не поручусь, в какую именно ночь это случилось.
– Ты все еще с Зиви?
– Для меня нет никого, кроме Зиви, – залившись румянцем, кивнула Нептара.
– Значит, он хорошо к тебе относится?
– Да. Когда я ему об этом сообщила… – Она бросила взгляд на первую воительницу и наклонилась к Ханней ближе, прежде чем прошептать: – Он расплакался.
– Хорошо, в таком случае мне не придется его убивать. Я рада за тебя, эхуани. И так скоро!
В конце концов, Нептара избрала себе гайатани только в прошлом году.
– А ты уже выбрала себе гайатани?
– Еще нет. Но день только начинается!
Девушки дружно рассмеялись под светом солнца. Это было хорошо.
Первая воительница оказалась права: жизнь продолжается.
Сарета хмыкнула; в ее глазах играло веселье.
– За фик, вы обе. Сейчас вы приметесь за обсуждение причиндалов того или иного жеребца, а мои дни любования мужскими задницами давно прошли. Увидимся на вечернем пиру, Ханней Джа’Акари?
Ханней низко склонилась; казалось, что ее лицо подсвечивается солнцем изнутри.
– Сочту за честь, первая воительница.
– Да уж, сочти, – подмигнула Сарета. – А! Вивер Мунвал! Мне нужна минутка твоего времени…
И она ускакала, окруженная облаком белого шелка и пестрых перьев.
Нептара вздохнула ей вслед.
– Когда я была маленькой девочкой, все, чего мне хотелось, – это стать первой воительницей. Носиться по пустыне на доброй, закаленной в битвах кобыле, хранить покой племен и топтать врагов каблуками своих сапог.
– А теперь?
Ханней была не в силах понять, как можно отказаться от такой мечты. Она и сама всю жизнь только об этом и грезила.
Ее собеседница беспечно пожала плечами:
– Теперь я склоняюсь к тихой жизни. Я занималась рисованием с мастерицей Луваной, и она говорит, что у меня талант к иллюстрации. Я это обожаю. Во мне зреет будущее племени. – Нептара коснулась своего живота тем причудливым жестом, который отличал будущих матерей. – А ты, моя подруга, станешь первой воительницей и будешь защищать эту малышку.
Ханней покачала головой, глядя на безмятежное лицо Нептары.
– Неужели ты предпочитаешь рисовать красивые картинки и рожать детей, вместо того чтобы нестись следом за ветром?
– А ты предпочла бы скакать навстречу опасности вместо возможности поцеловать щечку собственной дочери? – Нептара рассмеялась. – У каждого цвета на картине свое место, эхуани. Разойдемся с миром, кузина. Кто знает, что принесет нам завтрашний день? Может быть, мне предстоит нестись навстречу смерти, а тебе – наплодить полдюжины малышей?
– Ай йех, не дай Ату такому случиться! Но я счастлива за тебя, если это именно то, чего ты желаешь.
– Мы обе счастливы. – Нептара хитро улыбнулась. – Давай поищем Таммаса Джа’Сайани и проверим, не сможет ли он прибавить тебе счастья. Не дело, чтобы такая хорошенькая девушка, как ты, оставалась нетронутой. – Она неодобрительно цокнула языком. – Сегодня ты получишь свой головной убор, и настанет время взять то, что принадлежит тебе как воительнице. Ты такая красавица, что он едва ли посмеет тебе отказать.
Ханней и вправду чувствовала себя красивой. Ее пропитанные ароматными маслами косы, раскачиваясь, поглаживали кожу на спине, а груди были обнажены под солнцем, как и подобает воину-новобранцу. Истаза Ани как-то со смехом сказала, что в первый год взрослой жизни воительницы ни один мужчина не смеет встречаться с ней глазами, и была права. Каким бы неудобным ни казался Ханней тяжелый, расшитый бусами корсет, она чувствовала, как ее сердце наполнилось гордостью под многочисленными восхищенными взглядами. Ей даже хотелось ответить на некоторые из них – джа’сайани казались такими красавцами в своих небесно-синих туарах! – но на уме у Ханней была конкретная жертва.
В конце концов, жизнь джа’акари была лишь частью ее детской мечты. Другой частью был…
Толпа расступилась перед Ханней, точно по велению ее мысли, и она увидела другую часть своей мечты во всей ее мускулистой, украшенной ямочками красоте.
– А я уж думала, сколько времени пройдет с момента твоего появления, прежде чем сюда заявится мой братец, – поддразнила подругу Нептара. – Ты просто обязана его заполучить, Ханней, у вас будут очень красивые дети.
И то правда, – подумала Ханней. Таммас унаследовал грациозность матери, однако черты его лица были скорее мужественными, чем нежными. Его глаза светились весельем. А эти кудрявые волосы… Ай-йех. А эти плечи…
– В конце концов, это – мой первый шариб. Было бы вполне справедливо…
В этот самый момент Таммас поднял голову, и их взгляды встретились. Ханней почувствовала, как что-то дикое и теплое закипело внизу ее живота, словно проснувшийся после долгого сна Дракон Земли Сайани. Внутри нее зажглось пламя, которое одновременно подпитывало ее страсть и само питалось ею, и девушка ахнула, впервые увидев, как в мужчине разгорается ответное пламя.
Таммас в несколько длинных прыжков сократил расстояние между ними.
По его походке кажется, будто весь мир лежит у его ног, – подумала она.
– Ханней Джа’Акари. – Его голос, подобно взгляду, был теплым, сладким и пьянящим. Она никогда бы не подумала, что можно утонуть в пустыне. – Ханней. Клянусь солнцем, рад тебя видеть и желаю тебе хорошего шариба. Как джа’сайани, я почту за честь тебе сегодня служить… если ты пожелаешь.
– Таммас Джа’Сайани, – ответила Ханней и зарделась от звука собственного голоса. – Я бы очень этого хотела.
Его смех прошуршал по ее обнаженной коже, но глаза продолжали не отрываясь смотреть на нее.
– Чего бы ты ни пожелала в этот день, достаточно только попросить, – промурлыкал Таммас. – Хотя заранее не угадаешь… Я ведь могу попросту отказаться.
Он наклонился вперед и поцеловал ее в губы.
Сердце Ханней замерло. Дракон Солнца Акари прервал свой долгий полет на другой край неба, и его золотая чешуя поблекла, устремившись к закату.
Музыка остановилась вместе со смехом, запахами и звуками шариба, и все в этом мире застыло, когда Таммас впервые поцеловал Ханней. Ее рука непроизвольно поднялась и сжала прядь его волос. Девушка прильнула к нему, не замечая ничего, кроме вкуса и прикосновения, запаха и тепла.
