– Благодарю тебя, китрен, в этом нет необходимости. Моя… подруга… не может встать, чтобы поесть. Но спасибо за заботу.
Рухайя опустила голову. Черный кончик ее хвоста в неспешном ритме раскачивался из стороны в сторону, а глаза светились от удовольствия. Она склонила голову набок. Круглые уши на мгновение прижались к голове, а затем снова встали торчком.
Дайруз говорит, что я должна тебя предупредить: Таммас сказал ему, что скоро мы отбываем. – Она моргнула, и кончик ее хвоста непроизвольно дернулся. – Однако я не птица, чтобы разносить послания.
И хотя на сердце у Измая было тяжело, он усмехнулся.
– Таммас? Скажи ему, что до отъезда мне нужно увидеться еще с одним человеком.
Хвост Рухайи снова дернулся, на этот раз сильнее, и она уставилась на мальчика.
– Прошу тебя, о прекрасная!
Она прижала уши к голове.
Измай низко поклонился.
– Если только ты соизволишь снизойти до того, чтобы оказать мне сию услугу, о алмаз в ночи, по дороге назад мы заглянем на кухни и я выпрошу для тебя мяса.
Ее уши снова встали торчком: Мяса свиньи?
– Толстую свиную ногу, и только для тебя, – поддакнул Измай. – Пожалуйста.
Ну что ж, хорошо, – чопорно согласилась Рухайя. – Свинина мне нравится… Но я бы хотела, чтобы вы, люди, были поумнее и могли бы сами передавать сообщения.
Ее глаза подернулись мечтательной поволокой, свидетельствовавшей о том, что она переговаривается с другим вашаем. Закончив, Рухайя бросила на Измая искоса хитрый взгляд и начала вылизывать лапу, вытянув ее так, что зловещие синевато-черные когти показались из своих ножен. Измаю хватило ума не спрашивать ее о том, пришел ли ответ.
Выйдя через низкую арку навстречу первым лучам утреннего света, мальчик едва не столкнулся с Ханней. Став на цыпочки и размахивая руками, как мельница крыльями, он в последнее мгновение успел остановиться, чуть снова не уронив сумку в попытке удержать равновесие и не полететь вверх тормашками по крутой тропе. Ханней засмеялась и выставила руки, чтобы его остановить.
– Йех Ату, Измай, вечно ты куда-то торопишься!
– Хорошо выглядишь, Джа’Акари.
И это была правда: ее лицо еще сохраняло некоторую бледность, а тени под глазами и вдоль скул свидетельствовали о резкой потере веса, но, по сравнению с безжизненной оболочкой Сулеймы, Ханней, казалось, светилась жизнью.
– Клянусь солнцем, приятно тебя видеть, зееравашани. Вижу, ты нашел себе неплохую подружку.
Она кивнула Рухайе.
Эта девочка мне нравится. От нее пахнет дымом и мясом.
Измай нетерпеливо переминался с ноги на ногу, думая о том, как бы побыстрее уйти и не показаться при этом грубияном. Ханней бросила взгляд в сторону комнаты собирательницы трав.
– Ты проведывал Сулейму?
– Да. Она… спит.
– А повелительница снов все еще…
– Да.
– Ага. Ну что ж, мне нужно… попрощаться.
– Джай ту вай.
– Джа ту что?
– Джай ту вай. Это значит… «пока наши пути не встретятся снова». Мы не прощаемся.
– Это мне по душе. Джай ту вай. Полагаю, ты уедешь вместе с Таммасом?
– Да. – Какие перемены могут принести несчастные десять дней? – Но сначала я хотел найти Дару и сказать ему…
– Джай ту вай. Будь здоров до тех пор, пока наши пути не пересекутся снова, кузен. – Ханней удивила его, нагнувшись вперед и поцеловав в обе щеки.
– Сулейма поправится, – выпалил Измай.
– Конечно, поправится. – Ханней стиснула зубы и моргнула. – Она – Джа’Акари, а нас так просто на мясо не разделать. – Она поклонилась ему и отдельно Рухайе и помчалась дальше.
Измай непроизвольным жестом потер щеку и направился по тропинке вниз, к берегу реки. Он стал зееравашани и, может быть, в один прекрасный день сделается джа’сайани, но никогда не сможет понять девчонок до конца.
Шатер повелительницы снов стоял недалеко от тропинки. Он ютился с краю небольшой полянки, которую летом использовали для сушки и копчения огромного амкала. Тысячи мелких косточек хрустели под ногами; тропинка была скользкой от серебристой чешуи. Измай удил амкала с отцом, когда был еще совсем ребенком, и теперь улыбнулся этим воспоминаниям. Возможно, когда-нибудь он и сам станет отцом, будет бороздить темные воды и сражаться с голодными морскими гадами ради вечерней рыбалки с собственным сыном.
Правда, сначала ему предстоит понять, как найти девчонку, которая взглянет на него больше одного раза.
Измай поднял голову, услышав рык Рухайи. Звук был высокий и плаксивый и заставил его нервно стиснуть зубы. Вашаи ползла по тропинке, уставившись на шатер повелительницы снов. Шерсть от затылка до кончика хвоста вздыбилась тонкой линией, хвост бешено бил по тропинке, поднимая в воздух блестящие чешуйки.
– Рухайя?
Измай подошел поближе. Морда кошки сморщилась в почти комической гримасе, когда та раскрыла рот, обнажив белоснежные клыки и выставив язык.
Он идет.
Вышитые на шатре Хафсы Азейны существа корчились и стонали, а покров у входа снесло в сторону, точно порывом ураганного ветра. Громадная фигура Курраана, искрясь, взметнулась из темноты, его пятнистый золотой мех казался охваченным огнем.
Измай в недоумении поднял брови, когда кошачий король вскинул голову и обратил на них внимание. Черная кисточка хвоста нежно плясала из стороны в сторону. Украшенные золотом клыки длиной в половину женской кисти тускло мерцали в свете утреннего солнца.
– Разве он не твой король?
Верно. – Мысль Рухайи была шепотом, дрожащим у него в голове. – Он – мой король.
– В таком случае я ничего не понимаю.
Верно. Ты ничего не понимаешь.
Курраан разомкнул губы и изал несколько низких рыков, завершившихся зубодробительным ревом. Он посмотрел на Рухайю, которая закрыла глаза и припала к земле, и наконец удовлетворенно фыркнул в последний раз. Курраан задрал хвост, отвернулся и побежал к реке с видом полнейшего спокойствия.
Измай понял, что все это время задерживал дыхание, и теперь со свистом выпустил воздух, чувствуя себя таким бодрым, как будто выпил целый кувшин кофе.
– Что все это значит?
Рухайя совсем чуть-чуть приоткрыла глаза. Ее шерсть стояла дыбом.
Мне нельзя было тебя выбирать. Теперь у меня будут неприятности…
– Какие еще неприятности? – Измай вспомнил времена, когда получал дополнительную работу по дому или когда его лишали каких-нибудь привилегий: сладостей, или уроков обращения с оружием, или возможности сбежать на сторону холостяков, чтобы приручить молодого жеребца.
У меня все будет несколько серьезнее, – произнесла Рухайя сухо. – Курраан может решить, что меня следует прикончить.
