Вот тупица, – зашептали кривые тени, – глупая, глупая девчонка!
Ну, хватит, – прошептала Сулейма в ответ, – у меня нет времени слушать ваше вранье.
Она прогнала злобные голоса и осторожно направила лошадь в ту сторону, откуда доносились звуки борьбы.
Только взгляну, – подумала девушка, – а затем помчусь обратно в лагерь, чтобы предупредить остальных. Гляну одним глазком – и уеду.
Придержав нервничающую Атеми, чтобы та ступала потише, Сулейма поднялась на гребень дюны.
Одного взгляда хватило для того, чтобы понять: удаче пришел конец.
Это действительно были работорговцы, сомневаться не приходилось: внушительный отряд растрепанных мужчин, вооруженных до зубов, но на плохих лошадях – видно, засаду на зееранимов они не готовили. Сейчас они скорее защищались от клубка каких-то тварей. Их противниками были кошмарные существа, сотканные по образу и подобию человека – прямоходящие и одетые, как люди, но от одного взгляда на них по спине у Сулеймы пробежала струйка ледяного ужаса, и на долю секунды ее разум завис в паническом испуге.
Кожа тварей горела бледным светом и была крепкой, точно панцирь скорпиона под яркой луной. Они переговаривались с помощью грубого пугающего жужжания, а при каждом их движении – Сулейма увидела, как одна из тварей сперва отпрянула в сторону, а затем с тонким писком прыгнула на работорговца, – съеденный девушкой обед начинал проситься обратно. Было что-то неправильное в том, как они выглядели, в том, какие звуки издавали, и, что еще хуже – в том, какое ощущение от них исходило. Это было точно яд на сладком фруктовом побеге, точно живая плоть, которая внезапно начала гнить.
Маслянистый запах горелой корицы и крови поднялся к носу Сулеймы, и Атеми забилась в панике. Сулейма позволила кобыле действовать по своему усмотрению и зашипела сквозь зубы, когда лошадь развернулась и полетела в направлении лагеря. Боль пробежала по хребту, кольнула ребра и впилась зубами в сломанную руку, но девушка понимала, что должна вернуться и предупредить остальных.
Взбираясь на следующую дюну, Атеми вдруг остановилась и встала на дыбы, едва ли не сбросив всадницу во второй раз за день. Сулейма схватилась левой рукой за гриву, разразившись при этом цепочкой проклятий, которые не осрамили бы саму истазу Ани, но тут же смолкла, не закончив тираду о кишках и козлиной свадьбе. Ее сердце подскочило к горлу, а душа застыла в неописуемом потрясении. Дюну окружили около сотни, а то и больше воительниц. Они неслись в их с Атеми сторону, словно потоки воды из старинных легенд. В золоченых кафтанах и ярких латах с чешуей виверна на груди, они являли собой живое воплощение пустыни: выгоревшие жесткие волосы развевались на ветру, точно гривы диких вашаев, летевших рядом с ними; глаза были подведены черным и походили на угли в поминальном костре. Тела женщин были усеяны веснушками и казались мускулистее, чем у тех воительниц, которых встречала в своей жизни Сулейма. Рядом с ними первая воительница могла бы показаться хрупкой старушкой с перьями в волосах. Это были джа’акари, восставшие из легенд, золотые воительницы, первые женщины, бесстрашные, гордые и свободные. Они воплощали в себе все то, чем мечтала стать Сулейма, и ее сердце подпрыгнуло, когда они понеслись в ее сторону.
Пролетая мимо, всадницы в первом ряду бросили взгляд на Сулейму, но тут же отвернулись, не удостоив ее даже кивком головы. Как будто она была ребенком, который испачкался в пыли, играя в аклаши, в то время как они, настоящие воительницы, ехали, чтобы исполнить долг истинных джа’акари. Это больно задело Сулейму. Пренебрежение, которое она прочла в их глазах, казалось вполне оправданным. Разве это не она выехала сегодня из лагеря, не захватив с собой оружия, точно какая-то соплячка? Она была ранена, выбита из седла и теперь убегала от врага… Ох, как больно кольнула ее эта правда! Когда мимо нее пронеслись последние из воительниц, Сулейма развернула Атеми и последовала за ними.
Это опасно, – подсказывал ей разум. – Глупая мысль.
Но она не могла не отправиться следом за этими женщинами – точно так же, как когда-то давно, будучи маленькой и одинокой и испугавшись темноты, не смогла сдержаться и прикоснулась к материнскому посоху.
Золотые джа’акари тихо и уверенно неслись по пустыне. Они налетели на человекоподобных тварей с таким же достойным спокойствием и уверенностью, с каким Акари раскрывает на небе свои крылья, и так же, как Дракон Солнца снова и снова заключал ночное небо в свои объятия, воительницы окружили своих врагов. Если в это время и прозвучали какие-то крики, их издавали не воительницы, взгляды которых оставались твердыми и открытыми.
Правда, твари не спешили убегать, несмотря на явное превосходство сил противника. Они одновременно обернулись, и их грубые лица осветились дьявольским сиянием, когда, с горящими глазами, открыв рты, существа помчались навстречу судьбе. Никто не поступился и пядью земли. Обе силы столкнулись в безумии кровавой бойни. Немногие оставшиеся работорговцы вжались в землю, прибитые копытами лошадей зееравашани, которые кровавым ливнем пронеслись по пескам со светящимися от радости шамзи и развернулись для новой атаки.
Сулейма, словно подхваченное ветром перышко, полетела за ними, вдохновленная песней собственного сердца. Так, – подумала она, – и так, и еще вот так! Одна из воительниц усмехнулась, увидев выражение ее лица, и бросила ей солнечный клинок рукоятью вперед. Девушка поймала меч левой рукой и с криком помчалась на врага.
Время замедлилось, и у Сулеймы закружилась голова, точно ее снова окутало паутиной и она наблюдала за происходящим со стороны. Клинок взмывал в воздух и опускался, взмывал и опускался, как луны, как пустынные приливы, распевая песню крови – сладкую, грубую и честную. Одно из чудовищ подняло взгляд от распоротого лошадиного брюха, посмотрело на девушку, зашипело и прыгнуло. Сулейма играючи снесла голову с его плеч и рассмеялась, гдядя, как она отлетает в сторону. Небо померкло, мир начал сжиматься вокруг нее, и это продолжалось до тех пор, пока не осталось ничего, кроме пригоршни песка, крови и белых-белых костей. Сулейма пригнулась, увернулась от летящего кинжала, оттолкнула руку, которая попыталась сбросить ее с седла, и какое-то время сражалась плечом к плечу с тощей воительницей, чей рот искривился в кровавой усмешке.
Когда кулак битвы раскрылся и освободил всех их, горстка сияющих воительниц и трое вашаев остались лежать на земле среди разорванных тел хитиновых монстров. Кровь и сукровицу поглощал мягкий песок. Где-то кричал мужчина, но пробиравший до костей вопль все слабел и слабел, начал захлебываться, а потом и вовсе прекратился.
Несколько воительниц спешились и стали осматривать тела. Они расправлялись с теми монстрами и работорговцами, в которых еще теплилась жизнь, и оттаскивали мертвых в общую кучу для костра. Сулейма скользнула на землю, чтобы присоединиться к женщинам, и тут же пожалела о принятом решении, поскольку ее колени подкосились и она тяжело осела на землю. Девушка хотела встать и подойти к этим дивным воительницам. Ей хотелось расспросить, кто они, откуда взялись и почему она никогда о них не слышала… Вот только пусть пройдет боль.
