Ну хватит, – жалобно попросила Рухайя. – Не нужно искать оправданий для плохих стихов.
Эхуани, – выдохнул Измай. Красота в правде. И именно так он ее назовет.
– Эхуани.
Кобыла пожирала его глазами, раздувая ноздри и впитывая его запах. Она его не боялась, это было ясно.
– Эхуани.
Измай трижды повторил ее имя. Он медленно сокращал расстояние между ними, следя за тем, чтобы его взгляд оставался мягким, а намерения ясными.
Я никогда не причиню тебе вреда, красавица.
Лошадь замерла, словно бледная луна в предрассветном небе, сверкая обещанием весны. Она…
Она ясно дала ему понять, что не собирается быть пойманной каким-то подростком, сколько бы комплиментов тот ей ни рассыпал. Эхуани – теперь это было ее имя – презрительно махнула хвостом, прежде чем развернуться и ускакать, запрокинув голову. Это напомнило Измаю реакцию Сулеймы на тот первый и единственный раз, когда он подошел к ней и, заикаясь, признался в любви.
Рухайя проскочила мимо Измая, оттолкнув его плечом и едва не свалив на землю.
Ну, чего же ты ждешь? – рассмеялась она. – Давай поймаем твою лошадку.
Погоня была веселой. Если бы Измай не израсходовал первую половину своей энергии на утреннюю тренировку, а вторую – на игры с Рухайей, то ему было бы еще веселее. Но в сложившихся обстоятельствах радость вскоре сменилась хмурой усталостью и даже некоторым раздражением при виде того, как Эхуани с явным удовольствием с ним играет.
Эта лошадь не была дикой – она была ухожена и накормлена и не боялась своих преследователей. Но и покладистой ее нельзя было назвать. Она могла ненадолго остановиться, позволяя им приблизиться, смотрела на протянутые пальцы Измая, а затем снова убегала, выбивая песок задними копытами, прыгая и подавая голос, как будто его предложение дружбы казалось ей глубоко оскорбительным.
Но все же каждый раз, когда кобыла замирала, остановка становилась все длиннее, каждый раз, когда она подпускала Измая ближе, ему казалось, что вот теперь-то он уж точно сможет к ней прикоснуться. Однако его пальцы неизменно хватали воздух, еще дрожащий и пахнущий ею.
В этом лошадь тоже походила на Сулейму.
Наконец, когда Дракон Солнца Акари обратился мыслями и взглядом к западному горизонту, Эхуани позволила Измаю дотронуться до нее. Это был всего лишь шепот, легкое прикосновение к бархатным губам и щекочущее чувство на вытянутой ладони, но видеть и чувствовать ее так близко, ощущать жар ее дыхания на своей руке было все равно что услышать обещание, и это придало Измаю уверенности и сил.
Он с ухмылкой обернулся к Рухайе. Его туар съехал набок, сумка с припасами и мехами воды оттягивала плечо, точно он нес по Зеере старшего кузнеца Хадида, а от шамзи на бедре и голени уже появились синяки, как будто Измай потерпел поражение в поединке с собственной тенью. Но он был уже близко.
А потом его осенило.
Рухайя, красавица моя, – начал задабривать Измай вашаи, – если ты загонишь лошадь вон в тот буерак, я потихоньку смогу подойти к ней с этой стороны, и, думаю, на этот раз она не убежит…
Буерак? Что еще за буерак? – Кошка прищурилась, проследив за его пальцем. Прямо к северу за буераком из кустов и костей Измай разглядел темную черту, которая обозначала Эйд Калмут. За фик, неудивительно, что он чувствовал себя так…
КОСТЯНОЙ ЦАРЬ!
Рухайя прижала уши к голове и завопила, порывисто подпрыгнув и едва не встав на задние лапы.
Костяной царь? – Разум Измая отключился. Ощущение было такое, словно его превратили в монолитный блок глупости. – Костяные цари существуют лишь в детских сказках. Нет никаких…
Воздух наполнился шипением. Оно началось с шума ветра, шепчущего что-то в сорняках, затем перешло в крики птиц и наконец усилилось до такой степени, будто закипели все чайники Эйш Калумма разом. Куча костей начала трястись и подниматься, и из-под песка, отряхиваясь, выбралось нечто настолько огромное и до того неправильное, что сознание Измая создало глухой заслон, защищаясь от этого зрелища так же, как когда-то от веревки Эхуани.
Вся эта масса накатывалась и росла – средоточием мертвечины, лесом костей, а затем сбоку чудища открылось углубление, достаточно большое, чтобы в него мог, не наклоняя головы, ступить взрослый человек, и достаточно широкое, чтобы четверо могли войти в него, держась за руки. Углубление начало растягиваться. Оно становилось все шире и вдруг исторгло такой исполненный ненависти и отчаяния вопль, что кровь застыла в жилах. От этого крика сердце Измая подскочило к горлу и оберегавшая его разум завеса упала.
Вылезшая из Зееры тварь была так велика, что могла бы с легкостью проглотить стаю тарбоков. Она была длинной и плосковатой, как личинка, и по всей длине покрыта костями, ветками и целыми гниющими скелетами. Измай заметил бедра и ноги человека, клыкастый череп вашая, длинные хрупкие ребра гигантской львиной змеи.
Беги! – закричала Рухайя.
Нужно бежать, – согласилось его сознание. Но тело отказывалось повиноваться. Кровь застыла у Измая в жилах, а затем потекла медленно, как река после ливня.
Потом послышалось ржание Эхуани – серебристый вопль на фоне окружающего кошмара, – и лошадь промчалась мимо разинутой пасти. Чудище задергалось и начало вращаться всей своей громадной тушей, размахивая и стуча костями, словно верба на ветру, а затем повернулось и бросилось в погоню за лошадью. Его плоские бока бороздили пустыню в удивительно грациозном танце, а скорость, с которой оно летело вперед, никак не вязалась с его размерами.
Измай уронил сумку, достал меч – который, правда, был не длиннее самого короткого клыка в зловонной раскрытой пасти чудища, – и полетел вниз по склону, вопя, насколько хватало легких, и готовый умереть, защищая лошадь, не желавшую иметь с ним ничего общего.
Глупый мальчишка! – прорычала Рухайя у него в голове. – Сюда!
Он сразу же увидел, что она имела в виду, и изменил направление, чтобы их пути пересеклись. Избранная дорога сначала поведет их немного к западу, затем снова на север по центральной кромке с этой стороны дюн и наконец доставит к главному входу в Эйд Калмут – как раз вовремя, чтобы встретить там свою смерть.
Глупец, глупец, – повторяла вашаи. Но тем не менее бежала рядом с ним, сверкая клыками, которые переливались красным в лучах умирающего солнца.
Сапоги Измая взрывали песок, ноги быстро переступали с пятки на носок. К тому моменту когда юноша и кошка добрались до Эйд Калмута, дюны сгладились, как будто не хотели иметь с Долиной ничего общего. Спеша отрезать путь костяному царю, Измай сжал локти и пригнул голову. Его легкие разрывались, сердце тяжело ухало в груди, а ноги горели, будто сталь на кузнечной наковальне. Вдруг бежавшая перед ним Рухайя исчезла, блеснув бронзово-черным хвостом. Она растянулась над Зеерой, быстрая, как мысль, храбрая, словно раскат грома. Сердце Измая воспарило вместе с ней, и он притормозил (как он мог просить ее о подобном?), но Эхуани взвизгнула от страха, поднимаясь на дыбы и с ужасом и непокорностью перемалывая воздух передними копытами, пока костяной царь нависал над ней высоко-высоко, испуская тонкий, алчущий крови победный писк.
