Сен-Жермен обещал, что в самое пекло Смуты Алексей все же не попадет, рассчитывая, на 1600–1601 год. Правда, Алексей графу не то чтобы не верил, но, все же, относился к его словам настороженно. Сен-Жермен если и не врал, то частенько недоговаривал. Хорошо, хоть этот период российской истории молодой человек знал неплохо, даже читал документы, пытаясь разобраться в хитросплетениях боярских интриг, а значит, есть шанс не попасть впросак. Здесь, в отличие от 18 века, никто не подскажет и не дернет за рукав, если сделаешь что-то неправильно.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Алексей решил пробежаться, последнее время он делал это с удовольствием. Снег под ногами захрустел веселее, и настроение немного улучшилось. От быстрого бега стало жарко, а клубы пара изо рта оседали на овчинном воротнике пушистым инеем. Впереди показалась развилка: более широкая и укатанная дорога поворачивала направо, ближе к лесу, а прямо впереди виднелись черные избы и деревянная церквушка с покосившимся крестом. Оттуда тянуло дымом, запахом скотины и людей. Решив, что лучше сначала зайти в селение, Алексей направился прямо, хотя встреча с людьми шестнадцатого века пугала. Как они воспримут странного незнакомца?
«Все же, тяжело одному, — думал Алексей, — и посоветоваться не с кем, и помощи ждать неоткуда». В прошлый раз рядом был Сен-Жермен, который, несмотря на все странности, старался помочь. И еще добродушный Семен, опекавший как заботливая нянька. Молодой человек успел привязаться к старому солдату и теперь жалел, что даже не спросил графа о нем. Не до того было.
Сельцо с убогими, закопченными избами и покосившимися заборами производило удручающее впечатление и казалось вымершим. Но, судя по протоптанным тропинкам, народ здесь обитал. Алексей уже подумывал, не постучаться ли в одну из развалюх, когда из ворот неподалеку выскочил старик в драном тулупе и поковылял по улице, опираясь на клюку.
— Эй, любезнейший! — окликнул молодой человек.
Дедок подпрыгнул от неожиданности, оглянулся и метнулся обратно к воротам. Но Алексей в два прыжка оказался рядом и схватил беглеца за рукав.
— Погоди, я спросить только хотел…
— Изыди! Зашибу сейчас! — заорал старик и замахнулся клюкой.
— Да ты что, сдурел?! — опешил Алексей, перехватывая суковатую палку. — Чего дерешься?
Дед дернулся, выворачивая руку, рухнул на колени и, уткнувшись лицом в снег, жалобно забормотал что-то невразумительное. Речь его показалась Алексею странной — вроде и русская, но чужая и понятная, скорее, по смыслу и интонации.
— Перестань, дед! Хватит поклоны бить, я тебе не боярин и не поп, — Алексей поднял старика за воротник, почувствовав, как тот опасно затрещал, поставил на ноги.
— А ты пошто меня замаешь? — дрожащим голосом пробормотал старик. — Нечего у меня взять… Нету ничего…
— Да ты не бойся, — молодой человек начал понимать, о чем говорил старик — заработала серьга-переводчик. — Ничего мне от тебя не надо, я только спросить хочу.
— Спросить? — дедок шмыгнул носом, вытер засаленным рукавом мокрое то ли от снега, то ли от слез лицо. Он перестал трястись, но смотрел зло и настороженно. — А сам ты кто? Откель взялся? Ишь, морда какая-то иноземная…
— Я путник, — Алексей осторожно подбирал слова, стараясь говорить с теми же певучими интонациями, что и дед. — С обозом ехал, но отстал. Вот до Москвы добираюсь, только, кажется, заблудился. Далеко ли до Москвы-то? И где все?
Старик, видимо, совсем успокоился, сердито дернул рукой, освобождая рукав, и проворчал себе под нос:
— И правда, иноземец, и говорит по-чудному… Чего один тут шастает? — Затем, обращаясь уже к Алексею, махнул рукой куда-то в сторону. — Там Москва-то, недалече. Кабы не свернул с дороги, а так прямо и топал, то, как раз, туда и пришел бы. Только теперь засветло, все равно, не поспеешь.
— А у вас в деревне переночевать можно?
— Не деревня у нас, а село! Церковь, эвон, отсель видна. Сельцо наше к Андроникову монастырю приписано. — Старик гордо выпятил грудь, вздернул клочковатую бороденку, словно сам был настоятелем этого монастыря.
— Народ ваш где? — допытывался Алексей.
— Народ-то? Дык, все колдуна жечь побежали. Вот и я, было, побежал, да ты поймал. — Старик отряхнул снег с бороды и с тревогой посмотрел на молодого человека. — Грабить точно не будешь?
— Вот, дурной, — Алексей досадливо покрутил головой, — зачем мне тебя грабить? Ты, лучше скажи, что за колдун такой?
— Да кто ж его знает? Зим пять тут живет. Забрел откуда-то и в лесу поселился. А тут указ из монастыря пришел, чтобы, стало быть, поймать и сжечь. Ты бы отпустил меня, а то и не увижу.
— А я и не держу тебя, — пожал плечами парень.
Странный старик бочком, как ворона, отскочил от Алексея и потрусил по улице, опасливо оглядываясь.
Алексей замер размышляя: вернуться ли на дорогу и попытаться добраться до Москвы, пока не стемнело или же заночевать здесь. Хоть после встреч с некромантом и его зомби в XVIII веке молодой человек утратил изрядную долю чувствительности и пугливости, предстоящая казнь внушала отвращение и страх. Конечно, молодой человек знал — колдунов и ведьм жгли не только в Европе, но и в России, а время, в которое он попал, было лихое и недоброе. Но столкнуться с этим в реальности? И нравы в это время были дикие, поэтому попытка помешать расправе над непонятным колдуном может выйти боком, но просто так уйти было сложно. Алексей сжал зубы, уговаривая себя не вмешиваться, не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Ничего не добьешься, разве что, будешь полыхать на соседнем костре, а значит нужно идти. Тем более, зрелище жестокой казни, вряд ли, можно назвать увлекательным.
Молодой человек передернул плечами и уже собрался повернуть назад, как до него донеслись крики и шум голосов. Из узкого проулка вывалилась толпа галдящих людей. Мужики, одетые в зипуны, растоптанные лапти и лохматые шапки, женщины в платках, подметающие снег подолами юбок и радостно визжащие дети. Несколько человек, пыхтя и ругаясь, тащили бревна. Толпа была небольшая — человек тридцать, но шумная.
Терпкая смесь запаха пота, страха, злобы и крови заставила Алексея отшатнуться к стене дома и прижаться к рассохшимся от времени бревнам, стиснув зубы, чтобы сдержать рычание — его звериная сущность, почуяв кровь, рвалась на волю.
Впереди шли два человека в длиннополых кафтанах грязно-бурого цвета, тащившие старика со связанными за спиной руками. Пленник с трудом переставлял ноги, не поспевая за широким шагом конвоиров, время от времени обвисал у них на руках и волочился по снегу. Он был одет лишь в рваную рубаху, из прорех которой выпирали острые лопатки. Длинные седые волосы, слипшиеся то ли от растаявшего снега, то ли от крови, закрывали лицо. Еще двое в кафтанах с широкими топорами на длинных древках подгоняли стрика сзади. «Стрельцы с бердышами», — всплыло откуда-то из глубин памяти. Толпа поравнялась с Алексеем, скрыла от него пленника и конвоиров и покатилась дальше по улице, злобно ворча и потея от страха.
