Сам метод прост, дешев и сердит: разряд тока с электродов, приложенных к голове пациента, вызывает большой судорожный эпиприпадок. Если процедура проведена правильно, пациент, после того как приходит в себя, благополучно амнезирует весь отрезок времени, начиная с момента подачи разряда и заканчивая моментом пробуждения. Курс заметно варьирует по количеству процедур: от пяти до двадцати пяти, два-три раза в неделю. В ряде случаев перед процедурой вводят препараты, расслабляющие мускулатуру (от диазепама до листенона), — чтобы в ходе припадка пациент не травмировал себя. Иногда, чтобы добиться особо щадящего режима, применяют еще и общую анестезию.
Почему, несмотря на простоту и дешевизну метода, он сейчас применяется не столь часто (я бы даже сказал — довольно редко)? Все просто: в действие вступила общая для таких случаев закономерность. К тому времени, когда схлынула волна первого очарования и первых восторгов, когда унялся маниакальный зуд в руках, оказалось, что успел накопиться солидный архив наблюдений за пациентами, получавшими электросудорожную терапию. В том числе и за теми, кто получал ее часто и помногу. И выяснилось, что кроме неприятных эффектов, которые можно наблюдать во время самой процедуры и в первые часы после нее (а это могут быть и переломы челюсти, и нарушение целостности зубов из-за спазма жевательных мышц, и повышение давления, артериального и внутриглазного, и нарушение работы сердца, переломы или подвывихи позвонков и еще целый ряд осложнений), есть и отсроченные эффекты. И наиболее тревожный из них — это ухудшение памяти, а иногда и снижение интеллекта. Далеко не у всех, чаще у тех пациентов, которым делали электросудорожную терапию часто и сильными разрядами, — но, тем не менее, сигнал тревожный. В чем-то эти изменения оказались похожими на те нарушения психики, которые происходят, к примеру, у профессиональных боксеров: тоже не сразу, тоже исподволь, но со временем все заметнее.
Поэтому и решили… нет, не завязывать с этим делом, а применять его лишь тогда, когда лекарства толком не помогают, а состояние тяжелое: кататония, мощный психоз с галлюцинациями и бредом, тяжелейшая депрессия или, наоборот, мощная мания. Очень редко — при затянувшихся тяжелых неврозах, сильно ухудшающих качество жизни пациента. И то во всех случаях лишь с согласия пациента. Либо, если он недееспособен, — с согласия его опекуна.
Инсулинокоматозная терапия. С историей ее внедрения в медицину вышло почти так же, как и с всеблагим электричеством. © На тридцатые годы прошлого века пришелся один крупный прорыв в медицине: диабет начали лечить инсулином. И, как это нередко бывает со всем свежеоткрытым и недавно внедренным, стали пихать его во все отверстия, физиологические и не очень, — а ну как еще что интересное произойдет? Вот и комы, которые возникали при введении больших доз инсулина из-за резко падающего в крови уровня сахара, не остались незамеченными. И Манфред Сакель, работавший в те годы в берлинской клинике, которая занималась лечением героиновой и морфинной наркомании, подумал — а не полечить ли абстиненцию комой? В бессознательном состоянии пациент не сможет ни ломку ощутить, ни побурагозить как следует. Сплошной профит. А санитарные потери от 2 до 5 % — ну так жизнь есть боль.
Глядя на эффект перезагрузки, Сакель призадумался: а что, если и шизофреников так же полечить? И вскоре уже вовсю использовал свои наработки в венской психиатрической лечебнице. Ну и публиковал свои наблюдения, естественно. Не все коллеги восприняли новшество благосклонно, но сторонников хватило, и инсулинокоматозная терапия стала применяться повсеместно. На Западе — до шестидесятых годов прошлого века, в СССР и затем в России — до настоящего момента, хотя сейчас крайне редка: сложна в исполнении, да и слава про нее дурная ходит. Хотя, как считают ряд отечественных коллег, если аккуратно, да без фанатизма, да строго по показаниям — цены ей нет. Что же отпугнуло докторов от массового применения метода?
Прежде всего то, что он не безобидный. Все-таки гипогликемическая кома — это не легкий обморок впечатлительной барышни, когда оперный певец берет особо трудную ноту. Из нее еще и вывести надо, и, хотя сейчас реаниматология посолиднее будет, чем почти век назад, риск потерять пациента всегда имеется. Во-вторых, ощущения, которые испытывает пациент во время введения в кому. Это вам не электрошок, где бац — и сознание погасло. Тут оно угасает постепенно и мучительно: боли, пот градом, страшный голод, судороги. Да и риск повторной комы, когда человека уже вывели из искусственной, тоже остается.
Тем не менее, когда шизофрения течет так, что психоз не берут никакие лекарства, ряд докторов сходятся во мнении, что не помешало бы провести сеанс-другой ИКТ. И в ряде случаев это помогает. Но как крайняя мера.
Атропиношоковая терапия. Появился метод позже электрошоковой и инсулинокоматозной терапии и столь широкого распространения не получил, но стоит упомянуть и о нем. Предложил его в 1950 году американский коллега Форрер, заинтересовавшийся случаями развития коматозных состояний при передозировке атропина. Предложил бы лет на двадцать пораньше — и у инсулина с электричеством появился бы серьезный конкурент. Но не судьба: вскоре открыли аминазин, за ним — антидепрессанты, и интерес к шоковой терапии начал повсеместно угасать. Да и сложен оказался сам метод: пока рассчитаешь нужную дозу, пока дождешься, когда пациент перестанет ловить цветных мышей и насекомых и впадет в кому, пока из комы выведешь, пока весь комплекс по очистке организма от того же атропина и прочих метаболитов проведешь — это же сколько мороки!
Хотя неплохие результаты он показывал — и при целом ряде форм шизофрении, и при тяжелых депрессиях, и при стойком обсессивно-компульсивном расстройстве. Да и абстиненцию у опийных и героиновых наркоманов оказалось хорошо им купировать. Кроме того, в медицине за всю историю применения атропиношоковой терапии был описан всего один летальный исход. Но, хотя от метода не отказались совсем, применяется он сейчас крайне редко. И чаще, кстати, в наркологии для снятия героиновой ломки.
Когда малярия была лекарством
Еще с советских времен сохранилась страшилка про жуткое оружие карательной психиатрии (скажем так, одно из арсенала) — сульфозин. А между тем сульфозин когда-то считался прогрессивным лекарством, шагом вперед по сравнению с теми методами, которые предлагались… да недавно, всего-то ничего, какие-то сто лет назад. Вот об одном таком методе сейчас и зайдет речь.
Вот уж не знаю, хорошо оно или плохо, а только не было в давние времена у докторов привычки ездить на международные симпозиумы. Так, в соседний Египет из Древней Греции еще могли переманить на хлебную должность, но чтобы собраться вместе, основательно нанектариться и поделиться опытом в масштабе стран этак шести-семи — это вряд ли. Дороги никакие, транспорт тихоходный, всякие преступные элементы по пути соревнуются с прообразом таможни — кто больше вытрясет. В общем, если только ты не Александр Македонский, то турпоездку ни одна страховая компания не возьмется обслужить. Да и с полиграфией во времена оны дела обстояли не ахти. Ну напишет мэтр Ибн Сина труд — но ведь покуда (Интернета, вы не поверите, еще не было) информация о замечательном специалисте из уха в ухо расползется, пока спрос сформируется, пока заказ переписчикам поступит, да пока неспешно и аккуратно переписанный свиток адресата достигнет — это ведь сколько времени пройдет!
