Засаленный когда-то белый передник, немытые руки, грязная нечёсаная шевелюра и умасленная борода – видимо, он об неё руки вытирал. Обед как-то резко запросился наружу, однако я сдержался. Говорить с этим я не хотел, по плутоватым глазам видно, что ни к чему хорошему это не приведёт, так что задал общие вопросы по городу, что где находится, и заплатил по мелочи, чем того удовлетворил, какие вопросы, такова и оплата, и мы расстались. Сейчас на торг прогуляюсь, время ещё есть, пообщаюсь с купцами, надеюсь, кто-то среди них меня и опознает. Так я и сделал, покинул обеденный зал и ступил на пыльную улицу, лёгкий ветер гнал стену пыли в мою сторону, так что я поспешил скрыться обратно за дверями, а когда она прошла, поправил ремень и энергичным шагом направился на торг, где он находится, мне уже было известно благодаря местному хозяину. Сам я, как уже говорил, одет был дружинником, и шапка у меня имелась, называлась она ермолка. Это уже позднее она станет чисто еврейской шапочкой кипа, а сейчас их носят все мужчины-христиане. Да и внешний вид у неё бывает разный, у меня лёгкая остроконечная, как шлем русского воина. Её ещё используют как подшлемник. Это я для чего объясняю, когда покинул постоялый двор, то натянул её на глаза, чтобы не опознать меня было, ну и отправился на торг. Мало ли кто я тут, кем раньше был Тит, сначала узнаю, если опознают, и буду по этой информации решать, что делать дальше. Хм, а вон и торг вдали. Действительно, не так и далеко идти, не соврал хозяин постоялого двора.
После проведённой скачки не скажу, что моя походка была такой уверенной, всё же тренировка и в таких поездках требуется. Была бы нужная мазь, она бы сняла болевые ощущения, а теперь приходилось терпеть и идти неторопливо. Правда, мои движения не были похожи на походку ковбоев, с виду и не скажешь, что я эти сутки был в седле. Лицо и руки у меня были чистые, я, побывав в номере, заказал туда бадейку с водой, конечно, самому омыться не получится, размер не тот, но руки помыть, да и вообще влажной тряпицей пройтись по телу было возможно, убирая пот и дорожную грязь. Так что я ощущал себя чистым, исподнее сменил, и лишь одежда оставалась та же, но её хорошо почистили на постоялом дворе, пока я омывался перед обедом.
Пройдя первые лавки и прилавки на выходе, я купил стакан медового сбитня, охлаждённого, попил и направился дальше, не забывая активно крутить головой. Одна рука у меня была на сабле, другая на кошеле. Кстати, несмотря на полный вид, совершенно пустом. Камешки там внутри были, я же не дурак деньги с собой на торг брать, в Твери вон как срезали у ротозеев, я бы не хотел попасть в их число. Нет, деньги в кармашках в поясе были, выковырять ногтем секундное дело, если что оплатить нужно, а кошель так, приманка. Вдруг какой тать соблазнится? Не люблю я их.
Приметив бабку-травницу, присел, перебирая пучки некоторых трав, явно прошлогодний сбор, отложил то, что меня интересовало, заваривать себе буду вместо чая, и, оплатив покупку, убрал её в котомку и поинтересовался:
– Скажи, бабуль, кто у вас в городе всех жителей знает? К кому обратиться с поисками одного человека можно?
– А где он живёт?
– В городе, – слегка улыбнулся я.
– Слобода какая, не знаешь? Ну, тогда к батюшкам в церкви обратись, все обойди, они паству знают, может, что и подскажут.
– Спасибо за совет, – мне он действительно понравился, я об этом как-то не подумал. – А если среди купцов, есть такие?
– Среди купцов? – задумчиво протянула та и, пребывая в задумчивости, отвлеклась на другого покупателя, девушку, выдала ей собранный пучок для отвара, зуб лечить, кстати, я отследил, вполне рабочий рецепт дала, знает бабка, что делать, хотя пару трав можно и убрать, эффект снизят. – А знаешь, если только к лавочнику Юрию обратиться, из греков он. Сам за товаром не ходит, скупает у пришлых купцов и торгуется. У него несколько лавок. Все к нему ходят, он всех должен знать.
– И где мне его найти?
– Так вон его лавка, с красным быком над входом. Отсюда видно.
– Спасибо.
Я направился дальше, держа в руке свёрток с травами, и, найдя нужную лавку, прошёл внутрь. Мельком глянул на приказчика. Тот занят был, двух женщин обслуживал, поэтому я велел ему позвать хозяина, он на него не походил, молод слишком. Хозяина в лавке не оказалось, и за ним отправили мальчонку, пришлось постоять, разглядывая ассортимент. Не совсем моя тема, в лавке торговали нитями, тканями, иглами и всем подобным. В основном товар на изготовление, готового не было. Когда грек Юрий подошёл, я уже терял терпение, что-то тот не особо торопился, ещё эти покупательницы извели мелкими вопросами не только приказчика, но и меня. Хотя я тут вообще не участвовал, в стороне стоял. Умеют же даже так выносить мозг.
– Вы меня спрашивали, юноша? – поинтересовался тот.
– Вы меня не узнаёте? – сняв шляпу, я повернулся к нему. – Посмотрите внимательнее.
Несколько секунд грек вглядывался в моё лицо, после чего поражённо ахнул:
– Неужели Тит? Блаженный Тит? Люди, смотрите, Тит вернулся!
– Неожиданное начало, – пробормотал я себе под нос, после чего ухватил хозяина лавки под локоть, ласково улыбнувшись женщинам, что нас рассматривали, и со сталью в голосе предложил тому пообщаться с глазу на глаз.
Мы прошли в служебное помещение лавки, склад, так скажем, и сели на тюки с материей, после чего я нарушил тишину:
– Хочу сразу пояснить, почему я здесь. Я не помню, кто я. Очнулся в заваленном телами овраге. Меня спасли другие караванщики, довезли до ближайшего постоялого двора, где меня опознали как мальчика Тита из коломенского каравана, он там ночевал ранее. Там на постоялом дворе я и прожил всё это время. Сейчас нашёл время съездить в Коломну и узнать, кто я такой, и хотелось бы узнать всё о жизни того Тита, кем я был ранее.
– Все погибли? – пожевав губами, поинтересовался грек.
– Сорок шесть тел в овраге, я сорок седьмой.
– Ох, горе-то горе, – завздыхал тот. – Слышал я о таких случаях, когда люди переставали узнавать друзей и родных, получив по голове… Что ты хочешь узнать?
– Да… всё, – я пожал плечами. – Родственники, фамилия, сословие. Я хочу знать всё!
Я напружинился, с насторожённостью готовясь услышать, что знает грек о Тите, и у меня теплилась отчаянная надежда, что Тит сирота. Если выяснится, что у него тут полгорода в родственниках, я лучше по-быстрому свалю, всё равно я их никого не знаю, и уеду с чистой совестью. И вот грек, собравшись, видимо осмыслив, что нужно и можно рассказывать, начал этот свой сказ:
– Отец твой – десятник дружины с Нижнего Новгорода. Когда ордынцы лет десять назад сожгли Нижний, перебрался сюда с детьми. Как выжить смогли, не знаю, но ты, со слов отца, именно после тех пожарищ стал слаб умом. Тебя можно было принять за нормального, но если поговорить, сразу становилось ясно – блаженный, да и улыбка тоже выдавал тебя с головой.
– Не меня, того Тита, – пояснил я. – Продолжайте.
– Приехав сюда, Лука, так звали твоего отца, построил дом и вступил в дружину нашу. Несколько лет честно отслужил, справный воин был, но стрела татя ранила его, рука плохо сгибалась. То и ушёл в вои, охранником в караваны купцов, собрал ватажку, старшим был. Так и сгинул. В последний раз и ты с ним поехал, но никто не вернулся.
