Что интересно, и Ольга Петровна, и Любава о том, что я беспамятный да ещё перестал быть блаженным после удара по голове, уже знали из слухов, правда те обросли за это время изрядными и лишними подробностями, но не суть. Задавали вопросы, пытливо вглядывались в глаза, ожидая увидеть там те же признаки слабоумия, что были раньше, но не находили. Пришлось отвлечь их:
– Ольга Петровна, я вас не помню, но понимаю, что нужно вас называть мамой. Если вы позволите, я так и буду делать. У меня есть деньги долг закрыть. Я больше скажу, я недавно дом себе в Москве купил, большой, почти в центре, все поместимся, слуг нанял. Так что собирайтесь, долги раздаём и уезжаем. Вы сейчас думайте над моим предложением, а я пока прогуляюсь до постоялого двора, вещи и лошадей заберу. Вот тут полкуны серебра в монетах, хватит прикупить припасов и съестного, пока мы тут проживать будем, а я до постоялого двора прогуляюсь.
Ну, и чтобы снова не забросали вопросами, хотел было уйти, да не дали. Ну вот что я опять сказал, что те снова в слезы ударились? Пришлось успокаивать. Потом Любава и Настя, подхватив корзинки, убежали на торг, мама завозилась с горшками, а я, прихватив Даниила, он сам меня отпускать не хотел, направился было к воротам. Но встал, судя по многоголосому гомону, просто так мне выйти не дадут, любопытство соседей и остальных зевак дошло до кипения. Вернувшись в дом, я сообщил об этом Ольге Петровне, спросив, как можно покинуть дом незаметно. Та, смеясь, объяснила. В этот раз Даниила пришлось оставить дома, забор высокий был, пообещал, что покатаю его на лошади, чтобы не ревел. До постоялого двора я действительно быстро добрался. Заглянул на конюшню, приказал седлать лошадей, мол, уезжаю, а когда поднялся в номер, то понял – меня обворовали. Денег нет. Кто-то ушлый поработал, понимающий.
Не стоит думать, что я такой лох, оставил в комнате деньги в вещах. Я спрятал их под балкой у потолка, куда не так просто залезть. Нащупать можно только. Небольшой кошель в вещах оставил, он тоже пропал, но это для отвлечения, найдут, посчитают, что это все мои деньги, и дальше искать не будут. А тут поискали и тайник на балке обнаружили. Блин, а ведь хотел же оставить деньги в тайнике на подъезде к городу, как в Москве это делал, опыт проверенный имелся, так нет, был уверен, что обойдётся, и вот обошлось. В общем, денег на выкуп долга нет и отъезд семьи, если, конечно, те захотят покинуть Коломну, откладывался на неопределённый срок. Пока в Москву не сгоняю и не вернусь с деньгами. Там в десять раз больше схоронено, чем украли.
Стоял я недолго среди вещей, они лежали на местах, как будто их никто не трогал, быстро собрался, спустился и сообщил хозяину, что покидаю его двор, ничем не выдавая своих чувств. Но когда попросил вернуть деньги, уплаченные за два дня, то в глаза взглянул ему. Что-то в них мелькнуло, я не знаю, участвовал ли он в краже, но что-то знал точно, а это уже ниточка, что может привести меня к вору. А что, я своё вернуть собирался, и если будет возможность, так ещё и с процентами. Надо будет только верёвки и кляпы заготовить заранее. Выйдя во двор, я внимательно поглядывал по сторонам, запоминая, что где находится, по лестнице старался шагать так, чтобы понять, какие скрипят, а какие надёжные. Загрузив поклажу на лошадей, вскочил в седло Ворона и, спокойно тронув поводья, покинул двор и направился в сторону дома Михайловых, мысленно составляя маршрут, чтобы ночью не заблудиться, когда буду возвращаться к постоялому двору. Ох, как же мне хочется задать некоторые вопросы его хозяину, и я серьёзно надеялся получить нужные ответы.
Чем ближе к слободе мастеров и кузнецов, тем больше людей я встречал, многие стояли группами и что-то обсуждали, но когда я появлялся, они замолкали и с интересом изучали меня со стороны. Понятно, какая новость сейчас самая главная в городе. Подъехал к открытым воротам, немало народу и во дворе было, видимо в доме Михайловых сейчас день открытых дверей, и, подведя лошадей к конюшне, тут она была на три лошади, завёл их в стойла. Муромец еле поместился. Все зеваки и гости, что были во дворе, с интересом наблюдали, даже некоторые пытались задавать вопросы, но я лишь косил на них взглядом, и они отходили. Бесили, и они, видимо, чувствовали, не умерят любопытство – прибью. В общем, принеся в вёдрах воды коням, оставил, чтобы попить могли, и прошёл в дом. Тот тоже был полон. Настя с Любавой были тут же, но больше было незнакомых женщин, что помогали готовить.
– Что тут происходит? – прямо спросил я. – Там незнакомые мне люди заносят во двор столы и лавки.
– Поминки у нас, сынок, – вздохнула мама. – Все несут что могут. Надежда ведь была, что живы наши, может, захолопили кого, в полон к ордынцам угодил, да может, вернутся, а тут не осталось надежды. Мы посчитали, все наши в овраге том лежали. Тут родственники всех усопших, у нас поминки проводить будем, раз уж от нашей семьи весть горькая пришла.
– Понял, дело правильное. Чем я могу помочь?
– Хворост у нас для печи быстро прогорает, плохо на нём готовить, дров бы.
– Сделаем, – легко согласился я.
Работы было немало, однако организаторские способности у меня были на высоте, я мало что делал сам. Отправлял добровольных помощников за тем или иным, или давал задания и по работе во дворе. Так что к вечеру столы стояли и обед был готов, пусть был поздний вечер, но помянули всех. Батюшка из ближайшей церковки отмолил их. В общем, денёк у меня, скажем так, выдался изрядно суматошным, однако, на мой взгляд, всё прошло как надо. Меня тоже попросили рассказать, что со мной было, вот я и рассказал, как очнулся, как выбрался из-под тел и полз к дороге, как дважды зимовал на постоялом дворе, занимаясь тренировками и охотясь. Где общая могила павших от рук татей, описал подробно, мало ли кто заглянет туда. Остальное без подробностей, ни к чему это просто. Среди родственников погибших были и местные дружинники, вот один, в заметном подпитии, и спросил:
– А сабельки-то носишь по праву? Или они у тебя деревянные? Помнится, ты с деревянным мечом ходил и всем говорил, что русский дружинник.
– То в прошлом было, а имею ли я право держать оружие или нет, то московские дружинники в кремле проверяли, Егор Лукич Лапин, обоерукий воин, он сказал, что достоин.
Крыть эти мои слова тому было нечем, причём, судя по гулу изумления, кто-то из дружинников этого старого воина знал, потому как последовал вполне очевидный вопрос:
– А разве Егор Лукич ещё в дружине?
– Нет, уже года два как живёт у сына. Он старых знакомых навещал, вот и провёл со мной бой.
– И как?
– Да гонял по всему подворью. Правда, подтвердил, что я ношу сабли по праву, и велел побольше тренироваться. Предложил учить меня дальше. Вернусь в Москву, буду учиться.
– Так ты в Москве жить хочешь? – раздался вопрос среди удивлённого гула голосов.
– Конечно, я там и дом уже купил, обустраиваюсь. Да вот решил приехать в Коломну, спросить, может, кто узнает. Узнали, сообщили мне, что родственники есть, в беде они, буду помогать. Хочу с собой их забрать.
Вопросов было много, но вечер закончился благополучно, последних увели ещё в полночь, и мы закрыли ворота. Столы и всё, что давали соседи, они заберут завтра. Убедившись, что все новообретённые родственники уже спят без задних ног, а у них и передних нет, укатали эти поминки, я осторожно покинул подворье. Как это сделать, мне подсказала мать Тита ещё днём. Покинув двор соседей, через их тын я выбрался на соседнюю улицу и осмотрел улицу, на которую выходили ворота нашего дома. Угу, моя догадка верна, стоял наблюдатель. На перекрёстке, откуда хорошо видно ворота. Луна яркая была, без факелов можно заметить, если кто ворота покинет, или через калитку выйдет, удобное место для наблюдения. Причём я вроде его видел раньше, сегодня даже. Как раз на поминках. Ну да, с тем столпотворением, что там стояло, можно десятки таких шпионов или слухачей засылать, всё разузнают и выведают, и никто на них внимания не обратит.
