* * *
Разбудил меня холод. Дёрнувшись, я проснулся. Почти сразу по листьям забарабанили капли дождя, и я понял, что меня разбудило, я уже и так был мокрый. Пришлось одеяло сделать сверху в виде навеса, накинув на ветки кустарника, на что оно не особо годилось, быстро пропитывалось влагой, но зато сухо было под ним, стекало всё по бокам. Я немного посидел, просыпаясь окончательно, потом подтянул мешок и котомку поближе, особенно лук, вот уж что не стоит мочить, и, убедившись, что всё в сухости, развязал горловину вещмешка, достал каравай хлеба, отрезал ломоть и вприкуску с почищенной луковицей стал есть. Вот такая непритязательная крестьянская еда. Сейчас бы в самый цвет солёного сала тонко порезанными ломтиками, но чего не было, того не было. Я искал на кухне, не нашёл, а где находится ледник, мне было неизвестно, да и времени уже терять не хотелось. Побыстрее имение желал покинуть. А так если прикинуть на глазок, я километров на пять ушёл от имения, не меньше. Если вспомнить, в каком я состоянии, натуральный подвиг.
Однако после еды сильно захотелось пить, так что, достав флягу, всё же выбрался из укрытия и, добравшись до берега, сперва ополоснул флягу как снаружи, так и изнутри, и только потом наполнил её до краёв и вернулся. Ну, и заодно в кустики сбегал, а то хотелось уже. Про кустики это я фигурально. Было скучно, дождь лил как из ведра, так что я сгрёб листву и, почиркав кресалом, запалил её, подкладывая веточки сначала тонкие, потом потолще, развёл небольшой костерок. Перелив часть воды в котелок, около литра, я подвесил его над весело полыхающими языками огня, что также грели, а то похолодало, и стал смотреть, как вода закипает. Горячего захотелось, а то последнюю неделю только на сухомятке. Сначала просто решил горячей воды попить, потом каши сделать, а сейчас решил пустой похлёбки отварить. Крупы немного в запасе, экономить надо, так что теперь только похлёбки, никаких каш. Крупа есть, лук как приправа и соль с перцем тоже, немного, но для похлёбки хватит. Пока пустой, но, думаю, скоро и с мясом буду.
* * *
Следующие две недели к людям я не выходил, я не говорю, что их не видел, изредка мелькали, но на виду не показывался, а всё это время шёл, пока действительно три дня назад не вышел к берегам Оки. По крайней мере, я был уверен, что это она, тут тоже суда ходили, и довольно прилично. Я уже давно был на подножном корме, практически на одном мясе, которое сдабривал в похлёбках или во время жарки разными травками, что находил на своём пути. Для приправ в похлёбку добавлял корни камыша, плохой заменитель картошки, но и так шло на ура. Находил рогоз, тот тоже шёл в дело. Однако я понимал, что так долго не протяну, тем более причин, почему я задержался с выходом к людям, было несколько. У меня имелись достаточно приличные запасы соли, однако вчера я использовал последнюю щепотку, вот теперь её у меня не было. Второй причиной, почему я постоянно шёл и никому не показывался на глаза, был боярин Кувшинов, тот мог распространить среди соседей информацию о беглых холопах, дав внешнее описание, это если он парней не поймал, и на любой мой вопрос отреагируют – а не беглый ли? За эти две недели, думаю, я ушёл за зону поисков, но всё равно старался подстраховаться. Я также планировал остановиться у какого-нибудь села, заниматься добычей дичи и продавать её, налички у меня совершенно не было, а нужно же было на что-то продовольствие покупать. Правда, обмен дичи на товар меня тоже устраивал, но к сёлам я не подходил по той же причине, из-за возможных поисков. Идеально было бы осесть где рядом с трактом и продавать дичь купеческим караванам, уже за деньги, вот это самое оно. Однако на тракт я за это время так и не вышел, а если тот и попадался на моём пути, в чём сомневаюсь, то я, скорее всего, его просто не опознал, решив, что это очередная тележная колея. Скорее всего, тракт с другой стороны Оки проходит.
Сейчас же, лёжа в кустах, я наблюдал, как к берегу подходит речное судно, довольно крупный ушкуй. Рядом со мной лежали тушки только что добытых зайцев, двух подстрелить смог, и неплохого мясистого тетерева, этого часа два назад снял стрелой с ветки. Их я и собирался продать команде и пассажирам судна. Это был мой первый выход к людям. А так если посмотреть, то эти две недели я хорошо занимался собой, практически всё время был в пути, немного вытянулся, загорел до черноты, короста со спины осыпалась, и уже показалась молоденькая кожа. Причём сразу после побега я стал сначала легко, а потом усиленно тренироваться, растягивая мышцы и сухожилия, через боль, крики и слёзы от боли в мышцах спины. А если бы я не начал тогда тренироваться, раны зарубцевались бы и некоторые мышцы лишились подвижности, спина бы плохо гнулась, некоторые движения неудобно было бы делать, однако я видел, мои тренировки и растяжения дают плоды, мышцы на спине я разработал, и те, восстанавливаясь, растягивались, как я хотел, сейчас уже практически без боли, да и тренировки активные я не бросал. Вон меня как попёрло на мясе-то, хорошо так в весе набрал. Почти постоянно в пути, весь в движении. Вроде должен усохнуть, мышцы – окрепнуть, а нет, даже тяжелее стал. Хотя мышцы крепли, это чувствовалось.
Откинув волосы со лба, я наблюдал, как проходит стыковка с берегом, и двое дюжих моряков, спрыгнув в воду, подвели судно на канате ближе и привязали к дереву, и вот уже подают трап, длинную толстую доску с перекладинами. Помимо команды на ушкуе хватало и пассажиров. Моё появление заставило подскочить часового, выставленного кормчим, тот меня до последнего момента не видел, а потом, переживая за испуг, чуть не побил, однако его остановил сам кормчий, что вышел на берег и подошёл, с интересом осматривая меня, стоявшего в обносках, но с тушками дичи в руках.
– Кто таков, что нужно?
Что нужно, тот и сам понимал, просто задавал обычные вопросы. Пассажиры, что уже тоже ступили на берег, меня с интересом рассматривали. Как на диковинку какую пялились. А что там рассматривать, ну да, поизносился я, дыры в одежде зашивать нечем. Штанины до колен закатаны, ремень с ножами на поясе, рубаха с закатанными рукавами, в руках добытая дичь. Рубаху накинул, чтобы шрамы на спине скрыть. Я только после побега смог узнать, как выгляжу, на ощупь особо не поймёшь. Да по отражению в реке. Мне сейчас действительно где-то лет десять, и неожиданно я узнал, что являюсь рыжим, да ещё конопатым, но рожица симпатичная, располагает к себе, и это радовало, кожа чистая, без дефектов, зуб тот, что спереди, вырос наконец, так что улыбка теперь без дефектов.
– Михаил я, вольный охотник. Дичь хочу продать. Или обменять на крупу и соль.
– Пётр, посмотри, – кивнул на меня кормчий, и подошедший матрос, осмотрев дичь, и понюхав, уверенно сказал:
– Свежая.
– Идём, посмотрим, что тебе отсыпать можно.
Почти пустая котомка у меня на боку висела, внутри только пара мешочков для круп да горшочек для соли, так что я последовал по трапу за кормчим, там один из матросов как раз чан из трюма доставал, ужин готовить будут, вечерело, через час стемнеет, но приготовить какое блюдо должны успеть. Сюда же на палубу подняли и мешки из трюма. Чан уже спустили на берег и, омыв, наполнили водой и поставили над очагом, костёр тоже разожгли и ветки подсовывали, чтобы тот разгорелся, но продукты кормчий велел погодить уносить, только дичь, добытую мной, у берега на камне уже шустро разделывали, и тут же на палубе со мной расплатились. Крупы мне отсыпали около полутора килограмма, как раз полный мешочек, в этот раз была дроблёная полба, ещё кило ржаной муки, полгоршка соли, той самой, смешанной с перцем, выдали шесть луковиц и, подумав, кочан капусты. Этого вполне хватало за ту дичь, что я принёс, даже, на мой взгляд, немного переплатили, но кормчий уверенно отсыпал продовольствие.
