«Спасибо! И прощай! Хотя… если честно… хотел бы я полетать на такой машине по галактикам! Ведь ты, наверно, можешь летать быстро?»
«Без проблем».
«Мы бы подружились».
«Эта категория отношений мне недоступна».
«Но я чувствую… что мы могли бы… прощай… нет, подожди! Дай мне координаты баз других Вестников, оставшихся в нашей Галактике Млечный Путь!»
«Зачем?»
«Чтобы знать опасные районы космоса. Надеюсь, твоя программа этого не запрещает?»
«Прямых алгоритмов запрещения нет. Но нет и разрешающих».
«Вспомни, что мы потомки твоих создателей!»
«Не уверен на все сто процентов».
«Ну, хотя бы еще парочку, кроме тех, что ты показывал!»
Призрачное личико «мальчика» смазалось в цветное пятно, восстановилось через несколько мгновений.
«Хорошо, я сброшу в твою память координаты галактических пристанищ Вестников. Обходите эти районы стороной».
Голову пронзило странное эфемерное «копьё», пробив её навылет, как показалось Ивану. Он с трудом удержался от крика, осознавая, что «мальчик» скидывает ему обещанную информацию.
Голова распухла, превратилась в связку воздушных пузырей разного размера, внутри которых затеплились цветные огоньки. Затем вся эта «связка пузырей» растеклась струйками дыма по закоулкам мозга, и Иван очнулся.
«Уфф! Словно гранатой по башке! Но я… ничего не понял…»
«Файлы осядут, и ты всё вспомнишь».
Тело стремительно сократилось в размерах, и Иван, влетев в пределы скелета и мышц, вдруг ощутил, насколько ему тесно внутри себя.
Пошевелился.
– Живой? – прилетел слабый голос Филиппа.
Иван снял с рук и головы устройства связи с компьютером вселенолёта, выбрался из саркофага наружу.
– Теперь я, – сказал Ядогава.
– Уходим!
Спутники застыли.
– Ты что, Железный? – проговорил Филипп с недоумением. – Здесь закопано такое сокровище…
– Уходим! Он выпроваживает нас.
– С какой стати?! Что ты ему наговорил?!
– Он нас переоценил. В одном ты был прав: мы, наверно, и в самом деле потомки создателей Вестника… э-э, «вселенолёта судного дня». Но пока ещё совсем дикие, можно сказать, недоразвитые, неразумные. Он больше не будет общаться с людьми, по крайней мере в ближайшей перспективе. Я его просил никого сюда не пускать.
– Что ты несёшь?!
– Представь, что им завладеют военные, враги России, те же американцы или, что ещё хуже, китайцы.
– На фиг нам лезть в политику?!
– Вот мы и не полезем.
– Пусти. – Филипп сделал движение к саркофагу. – Я сам с ней поговорю…
– Не с ней – с ним.
– Какая разница?
– Он не будет разговаривать. Тем более что сбросил мне инфу по базам других Вестников.
– Каких вестников?!
– Потом расскажу.
Внезапно какая-то невидимая неодолимая сила подхватила людей и понесла их через весь зал к «червоточине», не обращая внимания на их возгласы и сопротивление. Через несколько секунд всех вынесло наружу, буквально выдуло, как через ноздрю соринки, выбросило к катерам.
– Дьявол! – задыхаясь, возмутился Филипп.
– Садись в катер!
– Но мы ещё не…
– Садись, если хочешь жить! – Иван втолкнул в кабину своего «голема» растерянного Ядогаву, влез сам.
Филипп оглянулся на закрывшееся устье «червоточины» и, очевидно, осознал реальность угрозы. Метнулся к «голему».
И снова невидимая сила подхватила катера и понесла к белой «стене» силового пузыря, скрывавшего «корабль судного дня» от посторонних взглядов.
Короткое сотрясение, темнота, игра мышц с нервами – и перед катерами открылось знакомое пространство космоса с планетой-«бубликом» и висевшим над ним земным космолётом.
Сердце отпустило.
– Борт-1, борт-1, – зачастил в наушниках голос Альберта Полонски, – видим вас! В чём дело?! Где вы были?! Почему молчите?! Все живы?!
– Живы, – проговорил Иван преувеличенно бодрым голосом, подумав, что ему будет трудно отстоять свою точку зрения в разговоре с капитаном, основанную не на точном расчёте, а на эмоциях.
«Но ведь оно было правильным? – с сомнением проговорило второе «я» Ивана. – Люди не созрели для управления «звездолётами судного дня»? Да и нужны ли они нам?»
– Помощь нужна, джентльмены? – донёсся голос капитана Бугрова.
– Ох, и достанется нам! – усмехнувшись, заметил Ядогава в тишине кабины катера.
Рейд 4. Уцелевший демиург
1
Он падал в бесконечную бушующую океанскую бездну, спелёнутый по рукам и ногам невидимым ремнем, и ничего не мог сделать, разве что кричать и звать на помощь, и молиться, и ждать смерти.
Космос над головой почему-то был белым как молоко, а звёзды на нём чёрными. Кроме того, по небу летали гигантские астероиды в форме баранок, и одна из них, превратившаяся в зубастый рот, начала догонять падающего, чтобы схватить и проглотить.
Прозрачно-голубая поверхность океана, покрытая белыми барашками волн и столбами пара, приблизилась, её цвет внезапно изменился, стал багрово-красным, как кровь. Иван влетел в это кошмарное кипящее варево раскалённым метеоритом, погрузившись сразу на сотни метров! В глазах потемнело. Он судорожно задёргался сильнее, задержав дыхание, чтобы не захлебнуться, рванулся из последних сил вверх, к свету. Кто-то ударил его снизу по копчику: боль молнией пронзила всё тело, но удар придал ему ускорение, и он вылетел из тьмы в кровавый слой, а потом и вовсе вынырнул из воды в прозрачно-голубой свет, не чувствуя тела… и проснулся!
Подскочил на кровати, дыша, как вытащенная из воды рыба. Осознал, что лежит в своей спальне, один, на широкой кровати с мягким шелковистым бельём.
Было раннее утро четырнадцатого сентября, рассвет ещё не наступил (на широте Селигера он начинался в начале восьмого), порхающие в глубине стены напротив мотыльки времени показывали пять часов двадцать две минуты.
– Бред! – вслух выговорил Иван пересохшими губами, откидываясь на подушку и устраиваясь поудобней.
Картина падения в неведомый океан размылась туманом воспоминаний, навеянная, скорее всего, отложившимся в памяти разговором с Вестником Апокалипсиса, как он назвал «вселенолёт судного дня», переживший своих создателей и оставшийся не у дел на планете-«бублике».
После возвращения на борт «Дерзкого» капитан Бугров не стал обвинять оператора в превышении служебных полномочий. Выслушав доклад Ломакина и нервный комментарий Каледина, он собрал совещание исследовательской группы и после долгих дебатов (Шустов был разочарован действиями Ивана больше, чем своеволием Филиппа, Ядогава Хироси держал середину, никого не упрекая) решил рискнуть и пройти к «оси» – вселенолёту на крейсере.
