Она застыла:
– Вряд ли в этом лезвии кроется Путь, Карса Орлонг. Только сложенное железо. Сложенное особым образом…
– Чтобы образовать тюрьму. Любите вы, цивилизованные, мутить значение слов. Наверное, у вас их слишком много, и используете вы их слишком часто и без дела. – Он огляделся. – Значит, поймала привидение. На тебя не похоже.
– Спорить не буду, – кивнула она, – поскольку и сама уже не понимаю, кто я. И какой должна быть.
– Однажды ты сказала мне, что никого не заставляешь, не лишаешь свободы силой. А торгуешься.
– Вот ты о чем. Ну конечно, если есть выбор. А в твоей компании, тоблакай, никакого выбора, похоже, и быть не может.
– Ты обвиняешь меня в своей жадности?
– Это не жадность. Скорее всепоглощающая жажда силы.
– Против меня?
– Тебя? Вряд ли. Думаю, просто чтобы остаться в живых. Ты опасен, Карса Орлонг. Твоя воля, твоя сила, твое… равнодушие. Ты – странный и страшный довод в пользу того, что, сознательно игнорируя законы и правила вселенной, можно избежать ее влияния. Ты должен понимать: сам твой успех свидетельствует в пользу этого догмата, и с ним я не могу примириться, поскольку он противоречит всей истории наблюдений.
– Опять много слов, Самар Дэв. Скажи попроще.
– Хорошо, – отрезала она. – Все в тебе меня пугает.
Он кивнул:
– Но и притягивает.
– Заносчивый ублюдок. Думай что хочешь!
Он повернулся к двери. Взяв меч, бросил через плечо:
– Сегулех обнажила свои мечи для меня, ведьма.
И ушел.
Самар Дэв оставалась на кровати еще дюжину ударов сердца, потом воскликнула:
– Будь он проклят!
И поднялась, чтобы не опоздать к началу схватки. Будь он проклят!
Солнце ушло на запад, погрузив подворье в тень. Пройдя по закрытой колоннаде, Самар Дэв увидела, что сегулех стоит в центре тренировочной площадки, держа руками в перчатках два длинных меча с тонкими лезвиями. Темные волосы свисали сальными прядями до плеч, а взгляд полночно-черных глаз в прорезях маски не отрывался от Карсы Орлонга, шагающего к ней по усыпанному песком полу.
Поглазеть пришли все претенденты – явно пронесся слух, – и Самар Дэв увидела, замерев, грала Таралака Вида, а за ним Икария. Нижние боги, это имя, этот ягг… все, что я знаю, все, что слышала. Икарий здесь. Поборник.
Он оставит от города кучу развалин. Он оставит от жителей груду переломанных костей. Боги, только посмотрите на него! Стоит спокойно, так далеко в тени, что его почти не видно – Карса его не видит, нет. Тоблакай сосредоточился на сегулех, на том, как она кружится на расстоянии. А она движется, как кошка, и всегда лицом к противнику.
Да, она настоящий боец.
И Карса швырнет ее через проклятую стену.
Если она посмеет приблизиться. А ей придется. На расстояние громадного кремневого меча.
Через стену. Или сквозь нее.
Сердце заколотилось быстро, с пугающими сбоями.
Она почувствовала, что рядом кто-то есть; с тревогой поняла, что это тисте эдур – и узнала его. Преда… Томад. Томад Сэнгар.
Отец императора.
Карса, ни к чему тебе такой зритель…
Взрыв движения, стоило противникам сблизиться – впоследствии так никто и не смог решить, кто сделал ход первым; словно сегулех и Карса достигли какого-то инстинктивного соглашения и задвигались быстрее мысли.
И вот когда сталь стукнулась о камень – или камень о сталь, – Карса Орлонг сделал нечто неожиданное.
Топнул ногой в пол. В уплотнившийся песок.
В разгар гибкого танца сегулех.
Топнул так, что покачнулись все зрители на полу подворья.
И идеальное равновесие сегулех… дрогнуло.
Разумеется, на краткое мгновение, почти никто ничего не заметил; разумеется, она мигом пришла в себя – но удар все же пропустила: Карса ударил мечом плашмя и сломал ей оба запястья.
Тем не менее, падая, она развернулась, и одна нога понеслась тоблакаю в пах.
Он перехватил ее ступню, блокируя удар, и храбро поднял сегулех в воздух.
Она махнула другой ногой.
И тоблакай со смехом отпустил рукоять меча и перехватил вторую ступню.
И так держал ее.
Встряхивая.
За спиной Таралака Вида раздался тихий вздох, и грал, моргая, обернулся.
Икарий улыбнулся и тихо сказал:
– Мы, кажется, встречались. Он и я. Когда-то давно. Нашу дуэль прервали.
Маппо. Наверняка. Маппо, который увидел, какая буря надвигается между этими двумя. Ох, трелль…
Таралак облизнул сухие губы:
– Ты хочешь продолжить дуэль, Икарий?
Брови ягга чуть поднялись. Он покачал головой, посчитав, что такого ответа достаточно.
Слава духам.
Преда Томад Сэнгар хмыкнул.
– Эти игры, – осмелилась заговорить Самар Дэв, привлекая его внимание, – они что – предназначены для развлечения?
Тисте эдур без выражения посмотрел на нее и сказал:
– Среди зрителей есть двое, которые развлекаются.
– Да.
Подумав, он добавил:
– Этот тартенал пойдет последним. Так единогласно решили наши наблюдатели. Я пришел посмотреть своими глазами. Хотя мое мнение не будет иметь значения.
– Сегулех была очень хороша, – сказала Самар Дэв.
– Возможно. Но она не билась ни с кем другим.
– Они относятся к ней с великим уважением.
– Даже теперь? Он намерен ее отпустить?
Она покачала головой.
Томад Сэнгар повернулся уходить:
– Тартенал великолепен.
– И все же ваш сын лучше.
Он замер и обернулся на нее, прищурившись:
– Тартенал великолепен. Но все равно умрет.
И тисте эдур пошел прочь.
Карса Орлонг, наконец уступив крикам и просьбам зрителей, опустил женщину на пол.
Три летерийских целителя бросились ей на помощь. Подобрав свой меч, Карса встал прямо и огляделся.
«Нет, – подумала Самар Дэв, – о нет».
Но Икарий уже ушел. И его грал-надсмотрщик.
Тоблакай направился к ней.
– И знать не желаю, – сказала она.
– Конечно, ведь ты и так уже знаешь.
О боги!
