Он подошел поближе, глядя сверху вниз:
– Ягг сбежал. Трелль, который раньше был с ним, исчез. Наверное, умер. Остался пустынный воин, которого я уделаю одной рукой. Никто не в силах остановить нас – Икария и меня. Он это знал. И сбежал.
– Карса, ты проклятый идиот. Икарий из тех, кто не устраивает тренировочные бои. Ты понял меня?
– А мы и не стали бы тренироваться, Самар Дэв.
– Так зачем тратиться на него? Ведь не против летери или их рабов-эдур нацелена твоя месть?
– Покончу с их императором, пойду искать Икария. Закончим, что начали.
– Не строй бойцов перед тараном, Карса Орлонг.
– Дурацкая поговорка, – сказал он, подумав.
– Да? Почему это?
– У теблоров воины и есть таран. Посмотри на меня, Самар Дэв. Я сражался и победил. Видишь пот на моих мышцах? Пойдем в постель.
– Нет, я плохо себя чувствую.
– Со мной ты почувствуешь себя лучше. Расколю тебя пополам.
– Просто смешно. Уходи.
– Мне что, искать другую шлюху?
– Они со всех ног побегут, как только увидят тебя, Карса Орлонг. Побегут прочь, я имею в виду.
Он фыркнул и огляделся:
– Может, сегулех…
– Ну, конечно! Ты только что сломал ей руки!
– Они ей не понадобятся. И потом лекари уже ее чинят.
– Нижние боги, я ухожу.
Она шагала прочь под его раскатистый хохот. О, я знаю, что ты со мной играешь. Знаю, но все равно каждый раз попадаюсь. Ты слишком умен, варвар. Где этот толстолобый дикарь? Так же любящий рисовку?
С трудом передвигая искалеченные ноги, чувствуя при каждом шаге боль по всему изогнутому, перекрученному позвоночнику, Ханнан Мосаг приглядывался, но мог различить только насыпь речной гальки – словно дорогу между стенами пропасти. Неясно даже, насколько реально то, что он видит.
Похоже, это то, что нужно.
Вроде бы дом.
Куральд Эмурланн, Владение Тени. Не осколок, не рваный мазок, испачканный примесями. Родной дом, каким он был, пока предательства не разодрали его на части. Рай ждет нас. В наших головах. Призрачные образы, все совершенство, собранное волей и только волей. Верь тому, что видишь, Ханнан Мосаг. Это дом.
Вот только он сопротивляется. Хочет отвергнуть изломанное тело и зараженный хаосом разум.
Мать Тьма. Отец Свет. Поглядите на своих увечных детей. На меня. На Эмурланна. Исцелите нас. Разве вы не видите в моей голове устроенный мир? Такой, каким он был. Я еще держусь этой чистоты, всего, что искал в царстве смертных, среди племен, которые подчинил, – я хотел мира, и я победил.
Никто не догадывался о моем сокровенном желании. Трон Тени – он был предназначен мне. И под моей властью Куральд Эмурланн снова окреп бы. Целиком. И занял бы свое законное место.
Да, был хаос – дикая, необузданная сила, подобная непреодолимым потокам, разделяющим островки Тени. Но я использовал бы этот хаос – для исцеления.
Цепи. Цепи, чтобы соединить фрагменты, скрепить их.
Падший бог был только средством, не более.
Но Рулад Сэнгар уничтожил все это. Протянув детскую руку. И теперь все умирает, отравленное. Крошится, увядая.
Он достиг основания насыпи, круглые гладкие камешки защелкали под его когтистыми пальцами. Крупный песок под ногтями, сырой, кусачий. Мой мир.
Дождь падал в полосах тумана, остро пахло мхом и гниющим деревом. А ветер… нес запах моря.
На крутом каменном склоне выстроились, словно часовые, рощицы черного дерева.
В них не прятались демоны. Это был мир тисте эдур.
Тень парящей совы скользнула по блестящей насыпи, пересекла тропинку, и Ханнан Мосаг застыл.
Нет. Не может быть. Ни один живущий не претендует на этот титул.
А он мертв.
И он даже не тисте эдур!
Впрочем, кто встал один против Рулада Сэнгара? Да, она хранит его отсеченный палец. Сова – самое древнее из предзнаменований, – сова означает его пришествие.
И все же гнев обуял его.
Я сам буду выбирать. Я! Мать Тьма! Отец Свет! Проведите меня к Трону Тени. Эмурланн возродившийся! Это так, говорю вам обоим; или так – или Король в цепях, за которым стоит Увечный бог! Слушайте мое предложение!
– Анди, лиосан, эдур – армии тисте. Никакого предательства. Предательства кончились – свяжите нас нашим словом, как связали друг друга. Свет, Тьма и Тень, первые элементы сущего. Энергия, и пустота, и непрерывное перетекание между ними. Три силы – первые, главные, чистейшие. Слушайте меня. Я отдаю эдур в этот союз! Пошлите мне тех, кто будет говорить за анди. За лиосан. Пошлите – соберите своих детей воедино! Мать Тьма. Отец Свет. Я ожидаю вашего слова. Я ожидаю…
Продолжать он не мог.
Заплакав, Ханнан Мосаг склонил голову на камни.
– Как скажете, – пробормотал он. – Я не отвергну предзнаменования, ясно, значит, не мне выбирать. И он станет нашим Смертным Мечом Эмурланна – нет, не под старым титулом. Под новым, соответствующим эпохе.
Безумие – да разве он согласится? Летери…
– Да будет так.
Сгустились сумерки. И все же он ощутил тепло на щеке и поднял голову. В тучах появился просвет, на востоке – узкая полоса тьмы.
И на западе появился просвет в тучах.
Пылающий проблеск солнца.
– Да будет так, – прошептал он.
Брутен Трана отступил на шаг, когда распростертый на камнях колдун-король вздрогнул и подтянул ноги, как умирающее насекомое.
Через мгновение глаза Ханнана Мосага с трудом открылись. Затем обратились вверх.
– Воин, – хрипло произнес колдун-король, поморщился и сплюнул слизь на грязные камни. – Брутен Трана. К’ар Пенат уважительно отзывается о твоей преданности, о твоей чести. Ты – тисте эдур, какими были мы все. До… до Рулада. – Он кашлянул, потом сел, с усилием поднял голову, чтобы сердито уставиться на Брутена Трану. – И теперь я должен отослать тебя.
– Колдун-король, я служу империи…
– Странник побери проклятую империю! Ты служишь тисте эдур!
Брутен Трана промолчал, разглядывая изломанное существо под ногами.
– Я знаю, – сказал Ханнан Мосаг, – что ты повел бы наших воинов по дворцу над нами. По каждой комнате, вырезая всех гнусных шпионов канцлера. Вырезая паутину, опутавшую Рулада. Но дурак на троне не узнает свободу, даже если она расправит крылья у него на плече. Он сочтет это нападением, бунтом. Слушай меня! Канцлером займемся мы!
